Бодо Узе - Лейтенант Бертрам

Получив очередное письмо, Хартенек сразу прочел его, прочел с разочарованием и педантически сложил маленький желтый листок. На сей раз ждать пришлось три недели, и об этом в письме не было ни словечка. Буквы, слоги, слова, фразы, сухие, как пыль, холодные, как камень, пустые, как полова, вплоть до традиционного: «С немецким приветом!»

Великим холодом веяло на Хартенека от этого письма.

Что-то со мной неладно, мрачно заключил он, очень неладно.

И он был прав. Хартенек знал, что Йост преследует его с неотвязностью охотничьей собаки. К весне он должен был получить повышение, но не получил; это был плохой признак!

Несколько месяцев после отъезда Бертрама Хартенек вел поистине монашеский образ жизни, к которому он всегда призывал Бертрама. Он решил взяться за работу и думал, что вся эта глупая история со временем просто быльем порастет. Но все осталось по-прежнему, товарищи сторонились его, в казино к нему почти никто не обращался. Из рабочих планов Хартенека тоже ничего не вышло. Битвы, которые он вел, были всего лишь миражами, армии, которыми он командовал, — тенями, победы, которые он одерживал, никто не внесет в учебники истории… Но как же он хотел, чтобы его страстное желание хотя бы воспламеняло сердца! Будут ли его любить или ненавидеть, это ему было не так уж важно, но быть достойным зависти или восхищения он хотел.

Однако вместо зависти и уж тем более восхищения его окружала всеобщая холодность, презрение и всяческие слухи. И если при его приближении люди переходили на шепот, то это происходило не от ревнивого недоброжелательства; шепот этот был просто сплетнями, хуже того, злобными сожалениями.

В последние дни этот шепоток стал оживленнее и даже звучал теперь настолько громко, что кое-какие отголоски доходили и до Хартенека. Йост зашел так далеко, что решил созвать из-за него суд чести.

Думая о своем противнике, Хартенек волей-неволей испытывал даже что-то вроде почтения. Йост очень изменился. Он произносил теперь вдохновенные речи на митингах национал-социалистов, а его приказы по части были теперь обстоятельными и патетичными. Он вовремя порвал с пастором Вендхаузеном, которого через несколько месяцев после похорон Марианны арестовали. Зато с дурачьем из местных партийных органов и со своим начальством в командовании военно-воздушного округа Йост вполне сознательно установил добрые отношения, и даже в министерстве — так, по крайней мере, считалось — у него были друзья.

Эти сытые бюргеры лезут в партию, будто мухи на мед, с яростью думал Хартенек. Так или иначе, но он теперь не мог ждать помощи от партии в своей борьбе с Йостом. У него вообще не было никакой поддержки, он был один как перст. Я сам в этом виноват, говорил он себе, я слишком дал себе волю. Мне необходимо обзавестись союзниками, иначе я пропал.

Хартенек чувствовал, что даже эти мысли приносят ему некоторое облегчение.

Три цели поставил он перед собой. Он хотел вновь завоевать Бертрама, ибо нуждался в нем. Ему необходимы союзники, которые вступят в борьбу с Йостом. Если Йост действительно созвал офицерский суд чести, то Хартенек обязан быть во всеоружии, иметь компрометирующие Йоста материалы и выставить его на посмешище. Таковы были три его цели. Но какими средствами для их достижения он располагал?

На вечер Хартенек отпросился со службы и засел у себя в комнате. Он написал письмо Бертраму, в котором притворился, что между ними все обстоит по-прежнему. Огромных усилий стоило ему — он порвал три черновика — другое письмо, которое он передал своему ординарцу, чтобы тот сегодня же доставил его по адресу. Он особо предупредил, что письмо надо отдать только в руки адресата, никто другой не должен его даже видеть.

На следующий день к обеду Хартенек заявился в казино.

— Новости из Испании! — произнес он вдруг в свойственной ему манере, едва открывая рот и вздернув брови выше очков.

Естественно, этим замечанием он перебил все другие разговоры. Даже капитаны и сам Йост, все повернулись к нему. Хартенек сделал вид, будто просто не заметил, что привлек к себе всеобщее внимание. Этот возглас был воплощением тщательно продуманного плана, и Хартенек с удовольствием отметил, что эти три слова произвели на всех именно то впечатление, на которое он рассчитывал.

— Да? Ну что там? — спросил капитан Штайнфельд почти сразу, тогда как остальные выжидательно молчали.

— Первое столкновение с русскими! — сообщил Хартенек. — Их истребители оказались вовсе не из картона.

Поклонившись Йосту, он продолжал:

— По крайней мере, лейтенант Бертрам пишет, что они ему доставили немало хлопот.

Тут уж все попались в его ловушку. Они перестали есть, отложили ножи и вилки и даже перегнулись через стол, чтобы не упустить ни словечка. То, что рассказывал Хартенек, было для них чрезвычайно важно.

Хартенек говорил, как в былые дни, наставительно, высокомерно, а по отношению к старшим по званию почти вызывающе. Откинувшись на спинку стула, Йост ошеломленно внимал ему. Неужто Хартенек настолько утратил здравый смысл, что еще похваляется письмами Бертрама? Ведь все знали, что Бертраму пришлось уехать в Испанию, так как он, Йост, счел их отношения предосудительными. И вот теперь Хартенек привлекает к себе внимание письмами Бертрама, как будто всей этой истории и не бывало. Что может им руководить? Или он узнал о предстоящем суде чести и хочет втянуть сюда и Бертрама?

Хартенек меж тем продолжал говорить. Вдруг он улыбнулся и сказал следующее:

— Впрочем, для молодых людей тут тоже есть немало забавного. По случаю награждения капитана Бауридля испанским орденом был устроен праздник. Да, а надо сказать, вина, там, на юге, весьма тяжелые. Во всяком случае, один из юных господ — вы наверняка догадаетесь кто, ну, конечно, Завильский — поднял тост за предупредительность испанских дам! Бертрам пишет: местные жители сперва превратились в соляные столбы. Потом дамы попросту сбежали с праздника, разразился грандиозный скандал!

Все громко расхохотались, и сам Хартенек тоже. Только Йост молчал, его все больше брала оторопь. Ибо достаточно странно было и то, что Хартенек заговорил о письмах Бертрама, а уж этот анекдот — и того страннее. Разглядывая круглую голову Хартенека, Йост задавался вопросом, что может означать такой маневр.

— Мило, очень мило! — Безмозглый капитан Штайнфельд был очень доволен. — Но это и все новости?

— Отнюдь нет! — поспешил заверить его Хартенек. — Тут есть еще совершенно невероятные вещи. То, что там роют окопы по старинке, это еще ерунда. А вот, например, огневые позиции артиллерии на живописнейших, похожих на купол вершинах гор! Лейтенант Бертрам клянется, что видел это собственными глазами. Все эти средневековые штучки, вероятно, следствие войн с арабами в пустынях. Впрочем, испанцы извлекли из этих войн и полезный опыт. Пулеметный огонь с бреющего полета по гражданскому населению должен оказывать весьма деморализующее воздействие.