Олег Меркулов - Ради тебя

— Да. Никольский говорил, что до войны…

— До войны? — переспросила она. — До блокады?

Этим неосторожным словом он тронул в ее голове не тот рычажок, на его глазах она превращалась в прежнюю полупомешанную, суетливую, дерганую, с бессмысленным взглядом. Он попробовал исправить ошибку и говорил, говорил, говорил, но все было бесполезно: слова-сигналы уходили в бесконечность.

Он прислонился к стене, положил вещмешок у ноги и закурил, и пока папироса не догорела до мундштука, он стоял так, не зная, что делать дальше, иногда поглядывая на нее, и на душе у него было нехорошо, а она покорно ждала и молча осторожно трогала и гладила под телогрейкой то, что он дал ей.

— Ладно, — сказал он. — Пошли со мной. Тут недалеко.

Остановившись напротив дома под крайними деревьями бульвара, он сказал:

— Завтра приди сюда, на это самое место. Я дам тебе хлеба. Приходи каждый день. Понятно? Теперь иди домой, а то кто-нибудь у тебя отнимет все. Ну иди, иди. До свидания. Но завтра приходи. Понятно? Обязательно приходи.

День был серенький, без солнца, с мелким дождем и тянулся с утра нудно и долго. Не надо было никуда идти, ничего не надо было делать, и, после того как Наташа ушла, навалявшись на диване и начитавшись, он, чтобы убить время, занялся шмайсером.

Расстелив перед открытой балконной дверью газеты, он сел на скамеечку и разобрал шмайсер.

С улицы дуло, но он привык к ветру, он любил ветер, даже этот, напитанный дождем, был приятен; под рукой у него лежали коробка папирос, спички, стояла пепельница, есть и спать ему не хотелось, а время за привычным делом летело быстро, и ему было хорошо.

Торопиться ему было некуда, и он запустил виктролу. Подсвистывая ее ритмам, он вычистил со щелочью ствол, оттер нагар с затвора, затворной коробки и выковырял грязь отовсюду. Запахи щелочи, пороховой копоти, ружейного масла слились в привычный запах оружия и перенесли его в бригаду, в ту жизнь, из которой он пришел сюда.

До прихода Наташи он вычистил магазины, а все патроны протер масляной тряпкой.

— Старрпом дрянь! — крикнул вдруг Перно.

Он не услышал, а почувствовал, что в комнату кто-то вошел, но что это была не Наташа, он это тоже почувствовал.

Наклонив и слегка повернув голову, он увидел через плечо, что в дверях стоит штатский.

Штатский был высокий, поджарый, загорелый, в сером свежем костюме, белой сорочке и узком синем галстуке.

Пристально, даже враждебно глядя на него карими глазами, штатский держал обе руки на пояснице, откинув пиджак.

— Что вы здесь делаете?

Голос у штатского был жесткий, беспощадный.

Он встал со скамейки.

— Чищу автомат.

— Как вы сюда попали?

Рассказывать все было длинно, он мог бы бросить без тени улыбки: «Через дверь», но в лице штатского, вообще во всем его облике он уже уловил Наташины черты, сообразил, что это ее отец, и ответил объяснительно:

— Меня привела Наташа.

— Вот как?

Отец Наташи подошел к газете с его хозяйством, все так же держа руки на пояснице.

Ну конечно же, шмайсер и остальное: двухгорловая масленка со щелочью и маслом, пакля, мелко нарванные тряпки, которыми он протирал ствол, кучка патронов — никак не подходили к этой комнате, как не подошли бы к ней серые жабы или еще какая-то другая пакость. Он наклонился, чтобы взять шмайсер.

— Погоди. Как тебя зовут? Я — отец Наташи.

— Вы похожи, — сказал он. — Я догадался. Меня зовут Игорь. Игорь Кедров. Я солдат. Я получил отпуск. Мы познакомились в поезде, когда Наташа ехала в Калязин. На обратном пути попали под бомбежку, меня немного зацепило, — он приложил ладонь к плечу, — нет, с Наташей все в порядке, она скоро придет. Она в институте.

Отец Наташи медленно снял руки с поясницы и застегнул пиджак.

— Ты живешь у нас?

— Да. Я бы мог жить в госпитале, но… Наташа пригласила меня…

— Вот как! Вы — друзья?

«Не будет же она скрывать от отца, что мы женаты, — подумал он. — Когда она скажет, а отец уже будет знать, все у них пройдет легче. И вообще, чем раньше тем лучше. Что он, украл что-то?»

— Мы женились.

Форма ответа, конечно, была нескладной, но в эти секунды было не до формы.

— Что?! — крикнул отец Наташи. — Же… же… Женились?!

«Может, мне теперь лучше сматываться? — подумал он. — Я подожду ее на улице, а на эти дни пойду в госпиталь. Можно даже жить и на вокзале. Можно вообще уехать. Заживет и без госпиталя».

— Сейчас я соберу это, переоденусь и…

— Давай, давай, — согласился ее отец.

«Конечно, у него для нее был кто-то другой на примете. Такой же, как они сами. А тут — нате вам! Какой-то солдат!» — думал он, заворачивая блестящий маслом шмайсер в две газеты. Он отнес шмайсер в чемодан, убрал все остальное, переоделся в передней в форму и, поколебавшись, вернулся в комнату.

— До свидания. Извините, что…

Отец ее сидел боком к столу, спиной к двери.

— Уходишь?

— Мне тут надо сходить в одно место, — небрежно ответил он, думая: «Взять вещи? Вещи она потом ему вынесет!»

Отец ее обернулся, скользнул взглядом по нему, наклоняя голову вправо, влево, минуту рассматривая его ордена, злое выражение в его глазах сменилось любопытством и насмешкой, и показал на стул напротив себя.

— Садись. Садись, родственник. Мы ведь теперь с тобой родственники, не так ли?

— Так. А что? — Он положил кулаки на стол перед собой и крепко оперся локтями. — Вам не нравятся такие родственники?

Ее отец протянул ему коробку с папиросами, взял себе одну, щелкнул перед его папиросой зажигалкой, прикурил сам и только тогда ответил:

— Об этом говорить рано. Не нравится сама идея — не то время. Игорь. Не то время, и все. Но ладно! Ты с фронта?

— Папка! — закричала Наташа, когда увидела отца. — Папка приехал!

Она швырнула портфель на диван и боком, будто скользя по паркету, перебежала к отцу и обняла его за шею.

— Папка ты мой, папка! Где ты так долго пропадал? — говорила она и целовала отца, и терлась щекой о его щеку и ухо.

Отец крепко и нежно держал ее за спину, и на лице у него было выражение радостной беспомощности. Скажи ему сейчас Наташа: сделай это, дай то, я хочу того, мне надо этого — и отец со всем бы согласился.

Но Наташа пожелала дело простое.

— Покружи, папка. Ну же!

— Подожми ноги! — скомандовал отец.

— Брррамапутррра! — радостно заорал Перно.

Наташа стряхнула туфли, поджала ноги, и отец закружил ее в свободном пространстве между балконной дверью и столом.

— Еще! Еще! — требовала Наташа. Что есть силы! Что, сдаешься, сдаешься, папка?

Ее отец закружился вовсю, и Наташа закрыла глаза. Руки ее, сцепившись за спиной в замок, все выше подтягивали отцовский пиджак, край пиджака поднялся над задним карманом брюк, и он увидел, что в этом кармане четко обрисовывается небольшой пистолет. «Вальтер», — подумал он. — «Вот тебе и научно-исследовательский институт. Может, мне все-таки перебазироваться на это время в госпиталь? Не толкаться у них под ногами.»