Олег Меркулов - Ради тебя

— Теперь они не скоро уснут, — сказал Батраков.

— Поползем? — спросил Женька.

— Держитесь левее, — сказал Бадяга. — Там вроде меньше их.

— Ползти тоже рискованно, — сказал Никольский.

— Может, рывком? — спросил Кедров.

— Могут принять за своих, если в рост, — сказал Тарасов.

— Всего метров сто пятьдесят, — повторил Никольский. — Ты что, отец, шепчешься?

— Это я так, — ответил Мокеич, — заканчивая молиться мысленно.

Кедров пощупал автомат — автомат был весь в грязи — взял его в левую руку и достал из-за пазухи вальтер.

— Я с фрицем пошел вперед.

— Если что — без паники, — сказал Тарасов.

— Ну, дедушка… — шепнул Мокеичу Женька.

— Я отстану с Бадягой, — сказал Батраков Никольскому.

— Значит, рывком? — переспросил Песковой.

— Аккуратней, Коля, — сказал Никольский Батракову.

Батраков взял у Бадяги сумку с последним магазином, сунул его за пазуху, а сумку уронил.

— Ты держись ближе к Игорю. Ну, Виктор…

Они встали и пошли. Они шли в три линии: Кедров, пленный и Никольский; левее их, но чуть сзади — Тарасов, Женька, Мокеич и Песковой; правее, шагах в сорока сзади — Батраков и Бадяга. Батраков на ходу сунул Бадяге гранату, повесил автомат на шею и взял в каждую руку по противотанковой гранате. Кедров, пленный и Никольский были у самой траншеи, когда очень близко от них взлетела ракета и они увидели, что прямо перед ними нет никого, но что вправо по траншее, у блиндажа, стоят два немца и ошалело смотрят на них.

— Ivanen! Feuer! (Иваны! Огонь! — нем.) — крикнул один из них, и выпустил очередь из автомата, но впопыхах не попал ни в кого. Пленный рванулся в сторону, и Кедров дал ему пинка в зад и выстрелил из вальтера у него над головой, и пленный перепрыгнул траншею, Никольский швырнул в немцев гранату и, расстреляв по ним треть магазина, тоже перепрыгнул траншею, схватил пленного за руку и вместе с Кедровым потащил его, ругаясь нехорошими словами. Ракета падала, догорая, когда траншею перепрыгивали Тарасов, Песковой, Мокеич и Женька; по ним из выносного окопа застучал легкий пулемет, но в пулеметчиков кинул гранату Бадяга, а потом Батраков угодил в них противотанковой гранатой.

Соседи пулеметчиков на несколько секунд растерялись, и Батраков вслед за Бадягой тоже перескочил траншею. На бегу он бросил еще три гранаты, одну противотанковую и две пехотных — Батраков мастерски работал гранатами, и у него многим стоило поучиться.

Батраков упал рядом с Бадягой. Бадяга короткими очередями бил по автоматным вспышкам и гасил их, а Батраков помогал ему автоматом. После нескольких очередей Бадяга отбегал, держась чуть в сторону от прямой линии, и, когда он расстрелял два магазина, а Батраков полтора диска, они оказались у ложбинки, где лежали Кедров с пленным и остальные, и переползли к ним.

Тарасов, пока бежал, тоже кинул обе свои гранаты, но стрелять ему не пришлось — автомат заело, потом рядом с ним вскрикнул Женька, и Тарасов подхватил его, и поволок, и тащил до самой ложбины. Песковой успел расстрелять все три диска, на полдороге автомат стал для него бесполезной тяжелой железкой, и он повесил его на шею и взял в каждую руку по гранате. Он чуть не споткнулся о Мокеича, который упал перед ним. Песковой сунул обе гранаты в карманы, даже не поставив их на предохранители, взвалил Мокеича на спину и, прикрываясь им, перебежал к лощинке и упал в нее недалеко от Кедрова и пленного. Уже из лощины, пока в нее не перебежали Батраков и Бадяга, Кедров и Никольский стреляли из автоматов и расстреляли все патроны.

Немцы подняли сумасшедшую стрельбу, но они лежали в лощине, и пули летели у них над головами. Желтые, зеленые, красные трассирующие пули летели цепочками и стайками, как очень быстрые смертельно ядовитые насекомые, и все, лежа лицом вниз, прижимаясь щекой к мокрой земле, опасливо косились на них, только Мокеич лежал лицом к небу, но он ничего не видел.

Батраков, отдышавшись, негромко крикнул:

— Живы все?

— Меня ранило — сказал Женька.

— Я ранен, — тоже сказал пленный.

— Деда здорово зацепило! — крикнул Песковой.

Тарасов расстегнул на Женьке ремень, распахнул шинель, задрал гимнастерку и рубаху, нашел ощупью рану и, стараясь не поднимать головы, начал бинтовать Женьке бок.

— Крови много идет? — спросил Женька.

— Нет, ты не дергайся.

Кедров переполз к Женьке.

— Ты как, Жень? Куда попало?

— В бок. Жгет там…

— Доползешь?

— Доползу, наверное.

— Тарасов тебе поможет.

— Да я, может, и сам доползу. Только бок жгет.

— Бинт еще надо? — спросли Кедров Тарасова. Тарасов завязал бинт на узел.

— Не надо, — я намотал ему и свой. Возьми его автомат.

Кедров отнял у Женьки автомат.

— Я бы тебе помог, Жень, да фриц — осталось совсем немного, понимаешь? Жалко, если не притащим — столько возились с ним. Он, сволочь, знает много. Видел, как он рванул от меня?

— Нет. У тебя вода есть?

— Нет, шнапс есть — несколько глотков. Дать?

— Нет. Шнапс я не хочу. — Женька повернулся на спину и стал ловить ртом капли дождя. — Ты иди к нему.

— Да пошел он! — вдруг выругался Кедров. — Мы с Тарасычем тебя на плащ-палатку и…

— Он сам дойдет, — оборвал его Тарасов. — Сухо у него там, только шкуру рассекло, щупал я. Иди к фрицу. Если бы попало внутрь, крови было бы не столько.

— Иди, Игорь, иди, — сказал Женька, — Здесь ведь уже ничья земля. Как это по-английски?

— No man's land, — ответил ему Кедров.

— А по-немецки… По-немецки…

По-немецки Женька не знал.

Кедров переполз к пленному, развязал ему руки и ткнул бинт.

— На, перевяжись. Сможешь сам?

— Смогу.

— Куда тебе попало? — спросил Никольский пленного.

— В ногу, сзади. — Немец повернулся на боя и стал стаскивать нижнюю часть комбинезона и брюки. — Выше колена.

— А в зад ему не попало? — спросил Батраков Никольского.

— Нет. Говорит, что не попало.

Батраков угрюмо улыбнулся.

— Жаль. Как Женька? — спросил он Кедрова.

— Вроде ничего. Как Мокеич?

— Плохо, — сказал Никольский. — Без сознания. Из спины так и хлещет. Наверное, в легкие.

Бадяга зарядил пулемет последним магазином и переполз к Песковому.

— Дышит он?

— Дышит. Вернее, хрипит. Потащим на плащ-палатке?

— Да надо бы на плащ-палатке, на спине растрясешь.

Они наощупь зарядили диски, приготовили гранаты, подождали, когда стрельба утихнет, бесшумно вышли из лощины и пошли в ту сторону, где небо уже серело. Они не прошли и четверти часа, как их окликнули из секрета.

— Стой, кто идет?

Этот крик, в котором звучала угроза, показался им очень родным. Никольский ответил:

— Свои! Славяне!

— А ну ложись! Пароль! — крикнули из секрета.

— Черт его знает, какой он у вас! — крикнул в ответ Женька.