Мартын Мержанов - Так это было

Все это странным образом сочеталось с удивительной тишиной в парке, где испуганные птицы, словно откликаясь на розовеющий восток, неуверенно подавали свои голоса и тем как бы утверждали жизнь и на минуту заставили нас забыть о далеких выстрелах. Мы молчали, словно боясь нарушить подаренный нам покой. На вокзале, среди полного разгрома, на забрызганной кровью стене висели часы. Мы не обратили бы на них внимания, если бы они не прохрипели три раза, как бы напоминая, что они выше всего вокруг, неумолимо отсчитывают время, уходящее в историю.

Семен Никифорович улыбнулся:

— На моих часах пять, а эти идут по-немецки — на два часа позже… Продолжают служить своему времени. Впрочем, пора возвращаться.

И мы вновь выбрались на улицы, через парк пошли к командному пункту штаба корпуса.

Дежурный офицер доложил, что части 5-й армии ведут бои в саду имперской канцелярии, овладели дворцом кайзера Вильгельма. В упорных боях отличились полки В. Зюванова и Г. Заверюхи. Одним из первых во дворец ворвался батальон X. Гюльмамедова.

Войска корпуса Д. Жеребина двинулись дальше по Унтер-ден-Линден в сторону Бранденбургских ворот. 8-я армия сражалась у Зоологического сада. Корпус генерала Рыжова продвинулся на север для соединения с танковой армией генерала Богданова и с нашей 3-й ударной.

В бункере ждали возвращения генерала Кребса. Офицеры пили.

Когда он вернулся в бункер, то тотчас же прошел к Геббельсу и Борману.

Выслушав его подробный рассказ, Геббельс сказал:

— Однажды я отвоевал Берлин у красных. Теперь я буду защищать его от красных до последнего дыхания. Те немногие часы, которые мне предстоит прожить в роли германского рейхсканцлера, я не хочу растрачивать на подписание капитуляции.

Но это было пустое бахвальство обреченного.

Артур Аксман рассказывает:

— Когда 1 мая я зашел в комнаты Геббельса, его жена Магда просила меня присесть. «Посидим еще вместе, как мы делали раньше». Она принесла кофе и начала спрашивать: «А помните?..»

Когда я прощался, доктор Геббельс сказал: «Сегодня в 8 часов вечера мы уходим из жизни. Может быть, вы еще разок заглянете?»

В бункере в это время начался полный переполох. Все готовились к бегству. Создались две группы: одну возглавил Борман и генерал Монке, вторую — Аксман. Геббельса в расчет не принимали, все знали о его решении покончить самоубийством. Начал Кребс. За ним застрелился Бургдорф. Затем раздались выстрелы в верхнем бункере — стрелялись офицеры, чиновники, адъютанты.

Вечером покончили с собой Геббельс и его жена. Их трупы выволокли в сад имперской канцелярии, облили бензином и подожгли.

Подземелью наступил конец. Теперь каждый поступал как считал нужным.

Аксман договорился с генералом Монке, что обе группы должны будут двигаться на север и встретиться у Вейдендамского моста. Он зашел в госпиталь попрощаться с тяжелораненными сотрудниками своего штаба. У Аксмана было два револьвера, принадлежавших «фюреру»: один большой, найденный на ковре около дивана, на котором Гитлер отравился, а другой поменьше, который канцлер постоянно носил в кармане пиджака. Оба заряженных револьвера Аксман оставил раненым женщинам «на случай».

Поздним вечером Аксман вышел из бункера, под огнем перебежал Вильгельмштрассе, где в штабе ждали его сотрудники, готовые к бегству. Все были одеты в штатское. Крадучись, прижимаясь к стенам, они направились на север к Унтер-ден-Линден, надеясь проникнуть к гросс-адмиралу Деницу.

Русские минометы вели огонь. Трещали пулеметные очереди. Где-то далеко стреляли танки и пушки. Со стороны Потсдамской площади полыхало зарево. На Унтер-ден-Линден беглецам открылась картина горящего рейхстага. Бранденбургские ворота были разбиты, а у одной из колонн они увидели русских солдат, разводящих костер, и поторопились уйти подальше.

На вокзале городской железной дороги Фридрихштрассе скопилось много людей — солдат, мужчин, женщин, подростков — с горящими и ничего не понимающими глазами. Севернее Вейдендамского моста, перед широким противотанковым заграждением, образовалась пробка. Стоял невероятный шум, все кричали, кто-то стрелял из револьвера. В этот момент между надолбами появился немецкий танк — «тигр». За ним тянулись люди. Это была группа Монке — Бормана: начальник гаража имперской канцелярии Кемпке, хирург Штумфергер и другие. Вдруг раздался страшной силы взрыв, грохот, огонь. Русский снаряд попал прямо в танк. Аксмана отбросило взрывной волной, и он потерял сознание.

Очнулся он среди убитых и раненых, которые стонали. Оглядевшись, Аксман пополз к ближайшей большой воронке. На ее дне он увидел Бормана, Наумана, доктора Штумфергера, адъютанта Геббельса Швегермана и своего адъютанта Вельцина. Он был шестым. Все оказались невредимы.

После краткого совещания двинулись в северо-западном направлении. Первым пошел Борман. Он взобрался на железнодорожную насыпь у вокзала Фридрихштрассе и направился вдоль путей на запад, в сторону гавани Гумбольдта, что неподалеку от Лертерского вокзала. Кругом горел и дымил Берлин, где-то близко стреляли. Наконец группа дошла до Александеруфер — набережной на восточной стороне гавани — и остановилась. Раздались выстрелы. Борман сказал: «По всей видимости, в Лертерском вокзале русские. Надо идти на север».

Неожиданно наткнулись на русский патруль. Солдаты не проявили к беглецам никакой злобы и, приняв их за «фольксштурмистов», даже угостили сигаретами. Один из солдат сказал: «Гитлер капут! Война капут!»

Аксман показал свой протез. Это произвело впечатление. Борман и Штумфергер, получив по сигарете и решив, что все в порядке, отошли и направились в сторону Зандеркруга на Инвалиденштрассе.

Постепенно начали расходиться и остальные. На Инвалиденштрассе Науман и Швегерман пошли по левой стороне улицы, а Аксман с Вельциным — по правой. На Альт-Моабитштрассе услышали приближающийся шум танков. Аксман крикнул Науману, но его уже не было видно. Он решил идти назад.

Недалеко от Зандеркруга их обстреляли.

Прямо на дороге они увидели двоих не то убитых, не то раненых. Аксман подошел, наклонился и узнал Бормана и Штумфергера.

Аксман, когда я с ним встречался, утверждал, что Борман был мертв. А на мое замечание о версиях, по которым Борман и по сей день жив, вяло ответил:

— Да, я слышал о Бормане много различных, в том числе и нелепых, историй. Думаю, что их сочиняют в полицейских управлениях и за хорошие деньги продают владельцам наиболее богатых, ищущих сенсаций журналов и агентов…

Передохнув в будке станционного электромонтера, Аксман переоделся в старое платье и направился к Шпандаусскому каналу. Мост через него был взорван, поэтому пришлось плыть на самодельном плоту. Так он попал в Вединг.