Тайсто Хуусконен - Стальной шквал

— Что-о? Что такое?! — Лицо капитана из багрового стало почти синим. — Вы, солдат, еще тыкаете мне!.. Да, вы, вы, вы…

Ниеминен смотрел капитану прямо в глаза и думал: «Сейчас я его убью, я убью этого гада! Вот из-за них, из- за таких-то мы и гибнем!»

Лицо капитана стало бледным, и он сдавленным голосом проговорил:

— Ступайте, можете идти, рядовой… Выполняйте свою задачу.

Ниеминен словно очнулся и только теперь заметил, что нажал на спусковой крючок. К счастью, автомат был на предохранителе. Ниеминен пошел дальше, пошатываясь как пьяный. «Елки-палки, — думал он, — я сошел с ума! Я не в своем уме, это факт! Я же чуть не убил этого капитанишку — и хотел убить! Просто так, как паршивую собаку!.. Меня надо связать. Совсем обезумел. Но что же он-то на меня набросился? И что он мне тут порол? Три войны прошел… Тьфу, чтоб ты провалился! Нет, черт возьми, то были не войны!..»

Командный пункт дивизиона находился на прежнем месте, в лесу. Хотя лес представлял довольно жалкое зрелище, как будто по нему погуляла чудовищная буря. Палатка капитана была наполовину врыта в землю, сам капитан Суокас сидел на пне и делал какие-то пометки на карте. Заметив Ниеминена, он стремительно поднялся ему навстречу.

— Ну что, как там? Пушка цела?

Ниеминен стиснул зубы, чтоб не сорвалось с языка ругательство. «Ему на нас наплевать, пушка для него важнее», — так ведь Кауппинен сказал перед смертью. Ниеминен почувствовал, что его снова начинает трясти и опять откуда-то со дна души поднимается в нем та же ярость: «Я убью его, я должен его убить!»

Суокас заметил, что губы Ниеминена скривились и — пальцы судорожно вцепились в автомат. Он быстро схватил и пожал руку солдата.

— Как там, как все ребята?.. Садитесь, рассказывайте!

Голос капитана прозвучал как-то сипло. Он был смелый человек и порой умел даже щегольнуть этим, но, тут он попросту испугался. Из глаз этого рослого парня с чистым и немного наивным лицом на него глядела смерть. Капитан вцепился в него обеими руками и потащил к себе в палатку.

— Сюда… Кофе? Вы, наверно, голодны… Снабжение у нас…

Он говорил не думая. Просто чутье подсказывало ему, что лучше говорить что угодно, чем молчать. В глубине души шевелилось и чувство собственной вины. Он понимал, что поставил эту пушку на самый трудный и опасный участок. Сделал он это сознательно. Расчет орудия состоял из молодежи, которая лучше повиновалась приказу и была, наконец, просто смелее стариков, ставших после многих боев осторожными да и нервными. Да, конечно, любой офицер на его месте поступил бы точно так же. Капитан не имел никаких сведений о судьбе пушки Кауппинена, хотя он уже знал о гибели другого орудия, направленного ей на смену.

Ниеминен долго молчал. Взгляд его рассеянно скользил по предметам, находившимся в палатке, а мысль в это время занимало другое. «Нет, я действительно схожу с ума! Или уже сошел… Но Реска был все же прав. Капитана интересует только пушка», Капитан тоже молчал и следил за его взглядом и выражением лица. Адъютант варил кофе на железной походной печке.

Капитан поставил на стол две кружки, и тут Ниеминен сказал наконец:

— Нас там только четверо осталось.

Суокас вздрогнул.

— А что Кауппинен?

— Прямое попадание… — прошептал Ниеминен. — Я видел, его сердце билось еще некоторое время.

Капитан снова заметил тот же холодный свет в глазах Ниеминена. Он палил кофе в кружку.

— Пейте, это освежит вас, — сказал он. И добавил торопливо: — Я получил посылку, и в ней пакет настоящего кофе.

Известие потрясло капитана. Кауппинен был отличным стрелком, и гибель его — невосполнимая потеря.

Все солдаты умеют так или иначе обращаться с орудием, но очень немногие способны стрелять так точно, спокойно, быстро, без суеты и без страха, как Кауппинен. «Но надо было все-таки спросить, кто остался в живых».

— Пейте, кофе остынет, — сказал он, пододвигая Ниеминену кружку. — Ночью я организую доставку горячей пищи на линию. Раньше подвезти еду было невозможно, мы тут не могли даже огня разжечь.

Ниеминен стал пить кофе маленькими глотками. Руки его дрожали. Капитан наблюдал за ним и все больше поражался. Трудно было поверить, что это молодой парень, настолько он осунулся и постарел. Морщины на лбу и на висках, глаза и щеки ввалились, скулы торчат, цвет лица старчески-серый. Старик, девятнадцатилетний старик!

Суокас поспешно налил Ниеминену вторую чашку, замечая, что и у него самого дрожат руки. «Нервы, — подумал он, — нервы сдают».

Он налил себе кофе и выпил единым духом. За последние дни он, конечно, устал, хотя и не был непосредственно в бою. Спать почти совсем не удается, вот уже который день. Постоянные заботы и тревоги из-за отсутствия надежных оперативных сведений об обстановке. Связь работает скверно или вовсе не действует. Что, например, произошло там, далеко на фланге, где еще днем почему-то прекратился артобстрел? Неужели прорвана линия обороны? Бои там шли тяжелые, и временами противнику удавалось вклиниться, но потом туда была брошена знаменитая танковая дивизия Лагуса, которая и нанесла контрудар. Каков же результат? Эта тишина пугала. Будь контратака успешной, вряд ли наступила бы тишина. Мысль о прорыве оборонительного рубежа была ужасна. Как это может сказаться на судьбе Финляндии!

Оставшись в одиночестве, Финляндия не выстоит, если даже могучая Германия терпит поражение. Именно на Германию он надеялся, теперь же ее крах очевиден. Значит, и Финляндия погибнет? Он, однако, не мог допустить даже мысли о капитуляции. Финляндия будет сражаться до конца, сражаться отчаянно, без всякой надежды — до последнего человека, даже если этим последним окажется он сам!

Рука капитана сжалась в кулак, и уголки рта резко опустились книзу. Он был родом из этих мест, с Карельского перешейка, хотя вырос на северо-западе Финляндии, куда перебрались его родители лет двадцать назад, выгодно купив солидное имение. Его жена тоже с Карельского перешейка. Неужели придется отступать и оставить имение жены? Нет, нет, «пока еще не пал последний воин», как поется в солдатской песне. Надо сражаться, надо всеми силами поддерживать надежду. Может, случится что-нибудь такое, что изменит положение в пользу Финляндии. Надо драться, надо вести партизанскую войну, пока не придет избавление!

Суокас глубоко вздохнул и сказал уже твердо:

— Возьмете с первого орудия, стоящего в резерве, половину личного состава и отведете на вашу позицию. Потом вы с вашими людьми придете сюда и отправитесь на отдых. Кто там еще с вами?

Ниеминен перечислил всех оставшихся, и капитан продолжал:

— Значит, приведете их сюда. А я пришлю пополнение для обоих орудий… Хотя нет, постойте, я сам сейчас пойду с вами.