Тайсто Хуусконен - Стальной шквал

Ах ты леший! — закричал Хейно, погрозив Ниеминену кулаком. — Ты что же, врукопашную думал с ним схватиться? Только теперь Ниеминен стряхнул с себя странное оцепенение и снова начал стрелять.

Тут со стороны кустарника показалась своя, финская пехота и атаковала противника сбоку. Противник начал отступать.

Ниеминен выскочил из окопа и с криком: «За мной!» — бросился преследовать врага. Хейно бежал за ним, Сундстрём занял место у пушки. Водитель тягача выглянул из своего окопа, чтобы тоже последовать призыву Ниеминена, но замешкался в нерешительности. В это время застрочил пулемет, и он скользнул обратно в окоп.

Сундстрём увидел пулемет противника на гребне холмистой гряды. Он старательно прицелился и выстрелил. На месте пулемета полыхнуло, и в следующий миг там уже не было ни пулемета, ни. пулеметчиков. Сундстрём устало закрыл глаза и что-то невнятно забормотал про себя.

Бой кончился. Солдаты-пехотинцы выносили с поля раненых и убитых. Ниеминен и Хейно бросились к своему орудию. Оба были необычайно возбуждены.

— Ну, елки-палки! Ты, брат, герой! воскликнул Ниеминен — Крест Маннергейма заслужил! Если бы тот пулемет поработал хоть несколько минут, он. бы нас всех уложил!

Сундстрём вымученно улыбнулся.

А Хейно показывал свой разорванный воротник:

— Смотрите, петлицу срезала! Еще бы чуть-чуть, и капут!

На шее у него была царапина.

— Я слышал, как просвистел у самого уха! — возбужденно рассказывал, он. — И я: еще успел подумать, что надо пристрелить этого психа Ниеминена, который выманил меня за собой в атаку, идиот! Ведь окажись я хоть чуточку пониже ростом… Ложи-ись!

В воздухе с ревом; свистом и грохотом пронеслись два самолета. Впереди финский истребитель, а за ним, наседая, русский штурмовик. Он стрелял из двух своих пушек, и огненные полосы трассирующих снарядов тянулись к беглецу, почти касаясь его. Первый раз за время боев ребята увидели свой истребитель. И тот позорно спасался бегством. Ниеминена передернуло.

— Видали? Камнем бы в него запустить! Удирает, — зараза!

— Приходится удирать, — вступился за летчика Хейно. — У этих же ИЛов броня, что пулеметом не пробьешь.

— Ну, так сидел бы уж лучше дома, не показывался на глаза.

Доносившийся сзади грохот снарядов стал приближаться, и ребята поспешили укрыться. Ниеминен посмотрел на часы и крикнул:

— Черт возьми, ребята, он атакует уже семь часов подряд!

На этот раз артобстрел был кратковременным. Он оборвался внезапно, и наступила непривычная, жуткая тишина. Но откуда-то издалека доносился глухой, непрерывный грохот.

— Он, ребята, одновременно в разных местах атакует. Пытается взломать нашу линию обороны по всему фронту, — сказал Ниеминен.

— Ладно, пусть пытается, — буркнул Хейно. — А мы давайте-ка вынесем тела товарищей, пока здесь тихо. Да позаботимся и о себе. Ведь у нас снарядов больше нет.

— Qa woi, согласен, — отозвался Сундстрём.

Они уже было направились к кустарнику, искать тела Вайнио и Лаурила, но услыхали крик Саломэки:

— Сюда, парни, скорее! Здесь покойник!

Они бросились к нему и увидели мертвого водителя тягача, лежавшего в ровике ничком.

— Еще один, — прошептал Ниеминен. — Теперь нас осталось четверо.

Все были ошеломлены. Не успели даже узнать человека, как он уже мертв. Наконец Хейно сказал нарочито грубо:

— Ну, что ж мы встали? Дело ясное. Опять же плотникам работа. Нечего смотреть. Подходи, ребята. Взяли да понесли.

День клонился к вечеру. Было тихо. И это тревожило. Конечно, затишье перед бурей. Неприятель, разумеется, соберется с силами, пополнит израсходованный боезапас и начнет артобстрел с новой силой.

Артиллеристам пришлось оставить своих убитых возле блиндажа командира полка. Капитан Лейво погнал их назад к орудию, хотя у них не было снарядов.

— У вас есть автоматы! — кричал он им из бетонной ниши — А сейчас и автоматы нужны.

Ниеминен кипел от злости.

— Ух, сатана, он мог бы и сам взять автомат да выйти на линию. Хорошо ему из укрытия горло драть. Боится нос высунуть наружу. Командовал бы своими, мы не из его полка.

У него было желание пропустить мимо ушей приказ капитана, но совесть не позволила. Личный состав рот все время уменьшался. Свежая рота, присланная для подкрепления и сразу же брошенная в бой, почти вся перебита.

Ребята с помощью пехотинцев оттащили пушку за бугор, чтоб не была на виду. Хейно был на часах, а остальные пошли взглянуть на соседнюю разбитую пушку. Санитары пронесли трех убитых. Но смерть этих незнакомых людей не трогала их. Гораздо больше значила для них гибель пушки. Она лишала их надежды выбраться отсюда. Хейно даже попытался съязвить:

— Быстро отыгрались со своей пукалкой! Раз выстрелила — и нет ее! Вот вам и замечательная пушка! Куда уж лучше!

В той стороне, откуда слышалась канонада, теперь тоже стояла тишина. Ниеминен встревожился:

— Что бы это значило? Неужели там прорвали оборону? Или готовятся к новому штурму?

Сундстрём спал, положив голову на толстый корень сосны. Саломэки свернулся рядом калачиком и тоже захрапел с присвистом. «Вот кто нынче легко отделался, — пронеслось в мозгу Ниеминена. — Сидел себе да диски перезаряжал. Впрочем, кому-то все равно пришлось бы это делать».

Веки-слипались, а сон еще не пришел. Мучила жажда, хоть только что ходили к болоту на водопой. Зато голод не беспокоил. Желудок словно замер и не напоминал о себе. «Они приучают нас обходиться без еды, как цыган лошадь приучал. Хотя не все ли равно, сытыми убьют или натощак».

Солнце приятно пригревало. «Совсем как дома, — подумал Ниеминен, словно дивясь, что солнце и здесь греет — Чуть больше недели осталось до Иванова дня. Нынче и на гражданке не больно-то празднуют. Во многих домах плач стоит, не идут на ум костры да танцы. Да, должно быть, и нельзя теперь жечь костры».

На Иванов день Ниеминен впервые познакомился со своей Кепой. Они катались на лодке и разожгли на острове свой маленький костер. Кажется, что с тех пор прошла целая вечность. «Ах, Кепа, Кепа! И ей тоже нелегко… Все время ждать, что придет священник с вестью о смерти!..»

Ниеминен задремал на минуту, но тотчас проснулся и насторожился. Где-то возле бункеров слышался стук телеги. «Приехали за покойниками. Свалят куда-нибудь в одну кучу. И Кауппинена туда же. Скоро родители получат извещение, что нет больше у них сына Рески. — Ниеминен вздохнул. — А Реска знал, что должен умереть. Он как будто даже искал смерти. Прогнал меня, чтобы я не погиб вместе с ним!.. Надо бы написать его родным, чтоб не открывали гроб. Не дай бог никому увидеть такое…»

Ниеминен взял часы и бумажник Кауппинена. Он не раскрывал бумажника и не смотрел, что в нем. Может быть, там письмо или записка близким? Он ведь чувствовал, что погибнет. «Скоро и вся наша армия будет свалена в ту же мертвецкую кучу! Массовое убийство. Это Реска сказал. Да, так оно и есть. Когда-то и я отправлюсь туда же?»