Егор Самойлик - Ветер над сопками

– Командир! – послышалось впереди до того неожиданно, что Алексей замер и машинально вскинул свой «МП-40».

– Это я, Макаров! – По отмели ему навстречу бежал высокий широкоплечий солдат с дисковым пулеметом в руках, тот самый Макаров.

Речкин вбежал на отмель, и они жарко обнялись.

– Жив, чертушка! – улыбался Алексей, всматриваясь в лицо товарища.

– Да что мне будет! – сверкал счастливыми глазами Макаров.

– Надо идти! Пока не нагнали! – отпустив из своих объятий солдата, резко нахмурился Речкин.

В кустах, что росли невысокой стеной вдоль ручья, послышался шорох.

– Егеря! – испуганно воскликнул Макаров, передергивая затвор «ДП».

Речкин схватил его за локоть и потянул за собой – на противоположный берег. Вбежав на сушу, они залегли за высокими травяными кочками.

Прошла еще пара секунд, прежде чем напротив них из кустов показался солдат в светло-зеленой форме, грязной, изорванной, лишенной рукавов до самых плеч. Голова его была непокрыта, а поверх гимнастерки висела скрутка из шинели. Это был кто-то из своих.

– Быстрее! Сюда! – позвал его Речкин, привстав на колени.

Боец испуганно обернулся, вскинув винтовку.

Это был Номоев.

– Здесь мы! – крикнул Макаров, вставая в полный рост.

Увидев товарищей, Номоев засиял улыбкой, отчего его узкие глаза сомкнулись в две тонкие полоски на широком плоском лице.

– Товарищ лейтенант! – замахал он рукой. – Помогите! Я не один!

Макаров тут же бросился обратно, оставив пулемет на берегу. Вслед за ним устремился и Алексей.

– Вот… Рядом были. Метров двести тащу его… – начал суетно объяснять Номоев, вытирая ладонью с лица пот, перемешанный с дождевой водой.

На самом краю берега лежал лицом вниз Николаев. Спина его блестела от лужи багряной крови, и крайне сложно было разобрать, каковы раны.

Алексею сделалось одновременно радостно и горестно от увиденного. С одной стороны, это было настоящее чудо – видеть живым последнего солдата со своей заставы, который был рядом все эти дни. С другой – очевидно было, что состояние его крайне тяжелое.

Речкин опустился на колено и попытался приподнять раненого. Глаза его были закрыты, лицо побледнело, а посиневшие губы чуть приоткрыты. Алексей приложил пальцы к его шее. Пульс чувствовался, но очень слабый.

– Спасибо тебе! – кивнул он Номоеву. – Ну-ка, Саша, подмогни! Надо быстро его уносить отсюда! Перевяжем его подальше!

Макаров, который жадно глотал ручьевую воду и умывался одновременно, быстро обтер ладони о галифе и ухватил Николаева за ноги.

Перевернув его лицом вверх, Речкин и Макаров спешно перенесли раненого через ручей. Но беглецы все же немного задержались на берегу, чтоб вволю напиться воды, которой не видели двое суток. Все трое, словно звери на водопое, жадно глотали ее. Студеная вода вновь вселяла в них жизнь. Она расходилась по всей полости рта, размывая сухую слизь внутри, заставляя их довольно закатывать глаза, и даже вытесняла из желудков острую боль от голода. Но Речкин все же торопил своих солдат идти дальше. Наконец, вместе с Макаровым они подняли шинель с Николаевым и побрели дальше. Рядом шел Номоев, он же захватил и пулемет Макарова.

Шли по дороге, которая продолжалась напротив каменистой отмели. Вскоре она оборвалась на обширном пятачке, усеянном пустыми ящиками, банками и прочим мусором. Здесь была свалка, здесь же этот мусор сжигали.

Дальше шла хорошо протоптанная тропа. Но решили идти вдоль самого ручья, который укрывался между скалистыми обрывами.

Сердце Алексея колотилось как сумасшедшее. Удушливый ком тревоги застрял в груди и не давал ровно дышать. Он почти не смотрел себе под ноги, вращая головой вокруг в поисках егерей, и то и дело спотыкался, едва удерживаясь на ногах. Усталость и голод, который обострился до режущей боли в животе, исправно делали свое дело – голова кружилась, перед глазами все плыло, руки и ноги проняла крупная дрожь. Теперь Алексею представлялся невероятным тот факт, что он мог бежать с высоты с такой скоростью и прытью. Страх… На что только не способен человек перед лицом смерти…

Еще раз пересекли ручей по длинному каменистому порогу. Глубина в том месте была настолько незначительной, что даже ботинки не скрыло водой.

Наконец, решили остановиться у обрывистого склона небольшой сопки. Здесь ручей впадал в озеро и вновь продолжался в его конце. Местность вокруг хорошо просматривалась, особенно оба берега вдоль ручья, а крупные валуны, торчащие из воды, и щетка березняка на берегу хорошо скрывали солдат от посторонних глаз.

Уложив Николаева на землю, Макаров расставил сошки пулемета на берегу озера и залег за ним, тревожно всматриваясь в изгибы пустынного северного рельефа. В нескольких шагах от него остались возиться возле раненого лейтенант и Номоев.

– Не верится даже… – улыбался боец, сидя на коленях возле Николаева. – Я, как немцы стрелять начали, думал – хана нам!

– Ничего! – подмигнул ему Речкин. – Пущай выкусят, суки сыны!

Алексей внимательно осмотрел всех трех своих подопечных в поисках материала для перевязывания ран. Номоев, Макаров и Николаев уже пожертвовали оба своих рукава на бинты. Подолы гимнастерок были оборваны почти по пояс.

– Исподнее осталось у кого? – спросил он.

– Подштанники только… – отозвался Макаров.

Рукав на раненой руке у Алексея еще был цел. Иного выхода не оставалось. Рывком Речкин оторвал его и стянул с руки, обнажив окровавленное тряпье, которым Розенблюм перевязывал рану уже больше суток назад.

Рука уже почти не беспокоила лейтенанта. Немного нарывало и жгло саму рану, да и только. Шевелить же ей он мог так же свободно, как и второй.

– Что это у тебя? – нахмурился Речкин, увидев кровавое пятно на животе Номоева.

– Ерунда! – махнул рукой боец. – Царапнуло в бок слегка, когда со склона бежал!

Алексей ничего не ответил. Сложил в несколько слоев оторванный рукав и потянул за плечо Николаева, чтоб вновь уложить его на живот. Подсобил Номоев. Осторожно касаясь спины раненого, Речкин протер, насколько это было возможно, область вокруг ран. Всего их оказалось две. Одна была на левом боку, сквозная, а вот вторая гораздо опаснее – в самом центре спины, рядом с позвоночником.

– Серьезные раны… – раздосадованно констатировал Речкин. – Главное, чтоб легкие были целы.

– Если крови нет изо рта – значит, все хорошо! – утешил его Номоев.

Речкин лишь коротко, но осуждающе покосился на бойца и принялся перевязывать Николаева. Пришлось отдать еще несколько полос материи с гимнастерки, а Номоев порвал на тампоны свою пилотку, которая была заткнута у него за ремень.

– Ну… – выдохнул Речкин, вытирая ладонью пот со лба, – вроде все…