Лауренциу Фульга - Звезда доброй надежды

Но к этому итальянцу, младшему лейтенанту Лоренцо Марене, которого оперировали утром 11 января 1943 года, все шестеро врачей из Березовки отнеслись с особым чувством и были более внимательны, чем к кому-либо другому.

В отношении результатов операции никаких сомнений не возникало. Сомнения и вопросы касались лишь послеоперационных осложнений. И вот сюрпризы появились с десятым ударом гонга, возвещающего предельный срок. Спустя десять часов человек впал в коматозное состояние.

У Иоаны было такое чувство, будто у нее под ногами разверзается земля. Ей хотелось кричать, она была готова преградить собою дорогу дыханию смерти. Но ее губы остались сжатыми, и вся она будто окаменела, только глаза в смятении смотрели на сестру Фатиму, вестницу несчастья.

Иоана будто наяву увидела итальянского офицера, вытянувшегося на операционном столе. Она хорошо знала, что в памяти каждого из врачей запечатлелись черты его лица — лихорадочный блеск карих глаз, слабая улыбка на посиневших губах, подрагивание подбородка, завиток рыжеватых волос, прилипших ко лбу, в то время как тело медленно отдавалось во власть летаргического сна. Она десятки раз повторяла его имя:

— Лоренцо Марене… Лоренцо Марене… Лоренцо Марене…

И на все это теперь опустилась серая пелена, сливающаяся с землей. Она возвела его на эшафот! Она подала знак опустить нож гильотины! Она подписала приговор!

Что она могла сделать теперь?

Иоана быстрым шагом направилась в палату, где до отправки в специальный госпиталь в Москву находился Гейнц Олерт и куда теперь поместили Лоренцо Марене.

Проходя через палаты, Иоана изо всех сил старалась держать себя в руках, но плечи ее дрожали, и, чтобы скрыть это от больных, между койками которых она проходила, Иоана сцепила руки под подбородком.

Однако это не помогло. Тревожные и вопросительные взгляды больных устремились к ней со всех сторон. Раньше при подобных обстоятельствах больные наблюдали грохот с силой закрываемых дверей, беготню встревоженных сестер с кислородными подушками, коробками со шприцами и аппаратами для переливания крови. На этот раз вместо этого они видели лишь главврача, спешащего в палату, где, как подозревали все, происходит что-то страшное.

Иоана остановилась посреди палаты, ожидая, когда ее догонит сестра Мухтарова.

— Где остальные? Кто-нибудь есть там? Вы кому-нибудь сообщили? — забросала она сестру вопросами.

— Никого. Все ассистируют доктору Ульману.

— Начали оперировать финна?

— Да!

Они пошли дальше. Выходя из палаты, Иоана бросила Фатиме:

— Любыми путями вытащи доктора Анкуце из операционной. Быстро!

Усевшись на ступеньках, ведущих на второй этаж, дремали, прислонившись к перилам, Штефан Корбу и Ион Паладе. Рядом стояли носилки, которые с некоторого времени стали единственным орудием их труда. Они или отдыхали, сломленные усталостью, или ожидали, словно могильщики, пока Лоренцо Марене испустит дух, — трудно сказать.

Главный врач, проходя мимо них, поежилась, словно от холода, и содрогнулась всем телом, будто все вокруг свелось к этим двум людям со столь печальными функциями и к их страшным носилкам.

Иоане потребовались нечеловеческие усилия, чтобы открыть дверь в палату.

Возле койки Лоренцо Марене дежурил один из санитаров-немцев, но Иоана не обратила на него никакого внимания. Осторожно откинула одеяло, которым был накрыт больной. Все тела, которые она до сих пор осматривала на операционных столах, на госпитальных койках или просто на кушетках для осмотра больных, оставались для нее посторонними, безразличными и служили лишь связующим звеном между врачом и болезнью. Но на этот раз перед ней лежал человек, на которого она смотрела, как на родного. Ее не покидало чувство глубокой ответственности за его судьбу, которую она во что бы то ни стало хотела изменить.

Иоана долго осматривала и ощупывала больного, сопоставляя данные, пытаясь дать ответ на казавшиеся неразрешимыми вопросы, ориентируясь вслепую во множестве неожиданно нахлынувших симптомов.

А симптомы коматозного состояния были несомненны: холодные конечности, пониженное венозное и артериальное давление, лихорадочный блеск глаз под опущенными веками, обезвоживание организма, конвульсивные, словно под действием электрического тока, подергивания мышц и постепенно нарастающее безразличие ко всему.

«Но что означают эти симптомы? — спрашивала себя Иоана, снова натягивая одеяло на больного. — Симптомы тифа? Симптомы распространившейся по всему телу гангрены?»

Доктор Анкуце едва успел протереть запотевшие очки и обтереть полой халата взмокшее лицо. Марлевая повязка все еще висела у него на груди. Он внимательно выслушал аргументы Иоаны, которая утверждала, что после ликвидации очага гангрены перешел в атаку другой очаг — очаг тифа, и сам осмотрел больного.

— Думаешь, что это последствия операции? — с беспокойством спросила его Иоана, видя, что он внимательно изучает подозрительные пятна на теле больного. — Неужели гангрена распространилась по всему телу?

— Нет! Послеоперационных осложнений — никаких!

— Значит?

— Вы правы, тиф сейчас главная причина.

— А последствия?

— Надо подождать… Состояние коллапса, случайно, не обнаружили?

— Нет! Лишь легкая сердечно-сосудистая недостаточность.

— А головной мозг?

— Не воспален. Хотя при таком беглом осмотре исходишь скорее из предположений.

— Мы всегда исходили из предположений, госпожа доктор! Бесспорна только смерть.

— Смерть тоже можно победить!

— Очевидно! Пока сердце этого человека продолжает биться, бесспорность, о которой мы говорим, можно обойти.

— Значит, ты считаешь, что нужно возобновить наступление на тиф?

— Другого выхода нет.

— Благодарю тебя, доктор Анкуце.

Так началась новая битва за жизнь Лоренцо Марене.

Возле его койки были сосредоточены все силы, не занятые в других местах, где без них нельзя было обойтись. Штефан Корбу и Паладе, сестры Наталия и Фатима, часть санитаров и даже Иоаким, скучающий за чисткой картошки, — все четко выполняли бесчисленные распоряжения двух врачей. На столике, специально принесенном в помещение, отведенное для этого акта воссоздания человека, громоздились различные бутылочки, флаконы, приборы и шприцы, коробочки с лекарствами. Повышение давления, устранение сердечно-сосудистой недостаточности с помощью строфантина, введение физиологической сыворотки с глюкозой, внутривенозное введение плазмы для борьбы с нарушением гидродинамического равновесия, успокаивающие средства — такому фантастическому удару (не приемлемому в нормальных случаях) был безжалостно подвергнут организм Лоренцо Марене.