Иван Меньшиков - Полуночное солнце

— Сорок рублей.

Егор Иванович посмотрел на себя в зеркало.

— А нельзя ли, товарищ, подешевле?

— Нельзя, — сказал продавец.

Егору Ивановичу так понравилась фетровая шляпа, что он полчаса примеривал ее, ожидая, когда продавец снизит на нее цену. Не дождавшись скидки, он заплатил в кассу и сказал:

— Худые теперь продавцы пошли. Даже поторговаться не хотят. Раньше купец трое суток спорил, а все-таки цену сбавлял.

Но, выйдя на улицу, Егор Иванович успокоился, подумав: «Шляпа, верно, очень хорошая, раз цену не сбавляет. Так оно и надо».

Рано утром Егор Иванович, откинув капюшон малицы, надел шляпу и пришел на аэродром. Пилот заправлял машину.

— Поедем?

— Прогноз жду, погода что-то неважная. Может, и не полетим.

Егор Иванович задумался. Он вспомнил, как обмороженные пастухи оленесовхоза по трое суток спасали исхлестанное тундровыми вьюгами стадо и шли вновь на работу, не боясь смерти, а тут человек с такой умной машиной боится ехать. Видно, что не стахановец.

Однако через час принесли прогноз.

Заревел пропеллер, летчик подсадил Егора Ивановича в машину, накинул вокруг его поясницы ремень и снял с него шляпу.

— Замерзнешь ведь, — сказал он.

«Не полагается, верно, в машине», — покорно кивнул головой Егор Иванович и положил шляпу на колени.

Когда на горизонте показалось солнце, самолет принял на борт почту и, мягко попрыгивая по аэродрому, поднялся в воздух.

Егор Иванович посмотрел на землю. Город с высоты казался очень маленьким и смешным. Даже магазины трудно было узнать. Белой лентой тянулась под самолетом Печора с коричневой ниткой дороги.

«Хорошо, — подумал Егор Иванович, — как на олешках, даже спать можно».

Он поглубже надвинул на голову капюшон малицы и задремал.

До Архангельска Егор Иванович долетел без особых приключений. Выходя из самолета, он сказал летчику:

— Спасибо, товарищ! — И спросил: — А сколько стоит такой самолет?

— Тысяч сорок, — ответил пилот.

— Ладно, — сказал Егор Иванович, — это подходящая цена. Я подумаю об этом.

На аэродром приехали разные люди встречать стахановца Егора Пырерко. Журналисты с блокнотами в руках обступили его со всех сторон.

— Как доехали, товарищ Пырерко? — спрашивали они. — Что вам понравилось в пути?

— Самолет, — ответил Егор Иванович, — и все понравилось, только я спал.

— Разрешите вас сфотографировать, — подскочил какой-то человек в шляпе и навел аппарат.

— Подожди, товарищ, — сказал Егор Иванович и вернулся к самолету.

Со дна кабины он достал мешок с пушниной и шляпу. Откинув капюшон малицы, он натянул шляпу до ушей, торжественно улыбнулся и разрешил:

— Снимай.

Фоторепортер щелкнул аппаратом и сел на велосипед.

— Подожди, товарищ, — сказал Егор Иванович. — Сделай мне сто карточек, у меня ведь много знакомых, всем подарить надо.

— Хорошо, — ответил фоторепортер, — на обратном пути заходите в гости, и я вам сделаю.

— Вот и ладно, — согласился Егор Иванович и решил уже было идти в город, но подъехала автомашина, и человек, сидевший позади шофера, повез Егора Ивановича на вокзал. Там он его накормил жареной рыбой, сладким хлебом — тортом, напоил чаем, и Егор Иванович сказал: «Хорошо!..»

Потом он посмотрел на буфет и увидел бутылку с вином. Ему захотелось попробовать вина, но человек из крайкома стал расспрашивать его о стахановской работе, и Егор Иванович сказал:

— Зачем здесь спирт продают? Несознательный человек выпьет и побьет буфетчика.

— Ничего, — сказал человек из крайкома, — здесь есть милиция.

Егор Иванович помолчал, выпил два стакана чаю и вновь спросил:

— А паровоз… это страшно, если далеко ехать?

— Нет, — сказал человек из крайкома, — в Москве вас встретят, покажут музеи, театры, зоопарк, потом будете участвовать в совещании. Второй делегат от вашего округа выедет завтра. Вы посидите, а я билет достану.

Егор Иванович кивнул головой. Он посидел немного, потом взял мешок и вышел на перрон. У милиционера с длинными седыми усами он спросил:

— А где Москва, товарищ?

— Вон в той стороне, — сказал милиционер и показал рукой на восток.

В синеву уходящие рельсы терялись, запорошенные снегом. Из депо гукнул паровоз, и послышалось шипение пара.

— А паровоз — это страшно? — спросил Егор Иванович.

— Как для кого, — медлительно ответил милиционер. — Позавчера одного колхозника зарезало. Всяко бывает.

Егор Иванович с опаской посмотрел на депо.

— А далеко до Москвы, товарищ? Я тоже стахановец, и мне некогда.

— К обеду там будете. Завтра, значит, — сказал милиционер.

— Спасибо, товарищ, — сказал Егор Иванович и взвалил котомку на плечи. — Я тороплюсь на совещание, — добавил он.

И, оглянувшись еще раз на депо, он бодро зашагал с мешком за плечами по шпалам в Москву, туда, где терялись в синеву уходящие рельсы…

Километр за километром оставались позади Егора Ивановича, мимо него проползали товарные поезда, мчались скорые и экспрессы, но ни одного зарезанного человека на пути не валялось.

«Напугал меня милиционер будто», — смеялся Егор Иванович и еще веселее шагал по шпалам, еле занесенным снегом.

Наступили сумерки. Егор Иванович прислонился к столбику, на котором были написаны какие-то цифры, поел мяса.

Все темнее становилось небо. По-прежнему мчались мимо поезда, и Егор Иванович пожалел, что не спросил у летчика, можно ли было купить самолет, чтобы улететь на нем в Москву. Светлый огонек привлек его внимание — это не был паровоз, потому что огонек был маленький. Одинокий вагончик неожиданно стал замедлять ход и остановился, не доезжая до Егора Ивановича.

Из вагончика вышел человек и развел руками:

— Товарищ Пырерко! Что ж это вы? Зачем же вы пешком-то пошли? Меня телеграммами Архангельск из-за вас забил.

«И здесь меня знают!» — удивился Егор Иванович и пожал руку нового знакомого.

— Устал я, товарищ, — сказал он, — только никому не говори об этом, товарищ. Это милиционер меня напугал. Сказал, что поезд людей режет. Он в шутку сказал, а я и поверил. Сколько я прошел, ни одного зарезанного не видно. Поедем, товарищ. Я очень тороплюсь. — Егор Иванович потрогал покрасневшие уши и поглубже надвинул шляпу. — Уши замерзли, — добавил он виновато. — Первый раз надел. Привыкну, верно. Как ты думаешь, товарищ?

В детстве, будучи батрачонком, видел Егор Иванович Пырерко губернатора. В ожидании его ижемские купцы постлали через всю улицу Пустозерска цветочный ситец, и губернатор вместе со своей свитой от берега реки до церкви шел по этому ситцу.

Посреди села его встретил старик с серебряным подносом в руках, На подносе лежал большой каравай хлеба и солонка с солью.