Вальтер Горриш - Звучащий след

— Он мне точно петлю затянул на шее, — сказал Ахим сдавленным голосом и потрогал рукой шею, словно хотел оттянуть тесный воротник.

— Здорово я орал, — заявил я.

Ахим слабо улыбнулся и обратился к Тому:

— Как ты очутился здесь с «профессором»?

Том, все еще лежавший на земле, внезапно вскочил и пустился наутек. Он налетел бы на столб, но я успел вовремя схватить его.

— Никуда ты не уйдешь, — , сказал я и пихнул его обратно к Ахиму.

— Как ты очутился здесь с «профессором»? — повторил Ахим свой вопрос.

Том откинул голову назад и дерзко взглянул на Ахима.

— Очень просто — взял да и пришел.

Он бросился на песок и заколотил ногами по дощатой стене. С досок посыпалась пыль, ее прорезал тонкий солнечный луч.

— Говори правду! — сказал Ахим.

— Теперь швед меня укокошит, — с отчаянием пробормотал Том.

— А мы где же? — сказал я. — Швед ведь не злее «профессора».

Но Том, как видно, был невысокого мнения о нас.

— Это вы во всем виноваты, — закричал он. — Какое вам дело до меня и «профессора», любопытные обезьяны! — Причитая, он осыпал нас страшными ругательствами.

— Кто этот швед и за что он собирается тебя укокошить? — Ахим недоуменно посмотрел на меня.

— Он говорит про шведа, у которого они стянули часы, — пояснил я.

Пока Том колотил кулаками по песку, я быстренько рассказал Ахиму, что произошло недавно между «профессором» и Томом у колонки.

— Что ты еще заметил, мягко выражаясь, странного, в их отношениях?

— А разве не странно, — ответил я, — что человек заставляет парнишку в дикую жару чистить себе костюм, а сам в это время лежит и храпит? Или что этот человек науськивает его на клубок дерущихся мужчин и тот выуживает из клубка пачку сигарет, которые преподносит своему хозяину?

Том швырнул в меня горсть песку.

— Заткни свою лживую глотку! — закричал он в бешенстве, красный как рак, и тут же снова взмолился, чтобы мы спасли его от шведа.

Ахим уселся рядом с Томом.

— Шведы, они тихие, как ягнята, — убеждал он Тома, — они только делают вид, будто собираются убить. А кроме того, тут и я замолвлю словечко.

Том еще два-три раза глотнул слюну, отер рукавом вспотевшее лицо и упрямо уставился в пространство. Ахим дружелюбно толкнул его в бок. Том скривился.

— Перестань, — сказал он грубо, — я боюсь щекотки.

Мы усмехнулись.

— Это ты стащил часы у шведа? — начал допрос Ахим.

Том кивнул. До чего же я презирал его! И этот мерзавец еще носит в кармане договор, под которым стоит мое честное имя!

Я обозвал Тома жуликом, хитрым прохвостом. Он вскочил на ноги, дико вращая глазами. Оба мы искали взглядом доску, которую можно было бы оторвать.

— Стоять на месте, — с угрозой в голосе приказал Ахим.

Мы стояли на вершок друг от друга и меряли взглядом один другого.

— Меня они тоже обворовали, — с пеной у рта разорялся Том, — они сперли мою консервную банку.

Меня охватила дикая ярость. Я с нетерпением ждал, что Ахим начнет насмехаться над доводами Тома. «Подлый способ снимать с себя вину, обвиняя других» — вот что он мог бы сказать. Но вместо этого Ахим просто разнял нас.

— Значит, ты продал часы Бочонку и наелся досыта? — обратился он к Тому, который опять принялся хныкать.

— Вот в том-то и подлость — «профессор» все отобрал у меня!

В конце концов Том подробно рассказал, как все случилось. «Профессор» застиг его на месте преступления, и, чтобы купить его молчание, Том вынужден был исполнять все его требования.

— А потом он заманил тебя сюда, чтобы ты ублажал его, не так ли? — спросил Ахим.

Том подтвердил и это. Мы молча посмотрели друг на друга.

— Проклятый еврей! — сказал Ахим, и при этом взглянул на меня.

— Он вовсе не еврей! — возразил Том вместо меня. — «Профессор» не выносит евреев.

— Ясно, еврей, — настаивал Ахим. — Эрвин только что заявил мне, что все те, кто отравляет атмосферу одним только своим существованием, — евреи.

И вполне дружелюбным тоном он повторил мои собственные слова, только что сказанные мною в адрес торговца новостями. Говорил он задумчиво, как человек, который не сразу уловил смысл услышанного и только теперь до него добирается. «Ну, мой мальчик, — казалось, говорили лукавые морщинки вокруг его глаз, — открой наконец свои карты».

В смущении я ковырял пальцем песок, зная — вернее, чувствуя, — что Ахим затягивает на моей шее петлю, которую я сам на себя набросил. Как мог я теперь оправдать свои прежние поступки? Том был прав: кто крадет у меня банку, посягает на мою жизнь!

Меня прошиб пот. Передо мной сидели Том и Ахим, ожидая моего ответа.

— Надо позвать полицию, — пробормотал я.

Разумеется, это была немыслимая чушь.

— Конечно, необходимо позвать полицию, — повторил Ахим, — Том, позови полицейского, и пусть он арестует «профессора».

— Я не желаю иметь дела с полицией, — Том смущенно почесал затылок, — сходи сам.

Я был рад, что наш разговор зашел в тупик. Махнув рукой, Ахим покончил с этой скользкой темой, поднялся и заглянул в щель между досками.

— Бочонка не видать, — сообщил он нам. Потом, внезапно приняв решение, повернул к выходу. — Вы тут позаботьтесь о дровах, а я потолкую с шведом.

В смятении смотрели мы ему вслед, когда он выходил из барака. И затем принялись ожесточенно рвать доски. Том орудовал на одной, а я на другой стороне барака. Мы не удостаивали друг друга даже взглядом.

— Хватит, — бросил я ему, пускаясь в обратный путь с целой охапкой досок.

Том шел за мной следом, тоже изрядно нагрузившись. Подойдя к дверям, он выглянул — нет ли Бочонка.

— Никого, — буркнул он.

Мы трусили по пустырю. Доски хлопали нас по плечам, набивая нам синяки.

— Что за издевательство! — ругался Том. — Возле кухни можно в шлаке отыскать кокс.

— Не скули, — произнес я, запыхавшись. — Как придем, сможешь разок затянуться, у меня еще есть в чемодане окурок.

Том вдруг страшно заторопился, и я едва поспевал за ним.

Налетевшая вчера буря бушевала до глубокой ночи. Она разъяренно хлестала море; свинцовая вода с ревом накатывала на берег. Мы жались друг к другу в бараке, как нахохлившиеся птицы. Воздух был полон неумолчного грохотания, глушившего всякую мысль.

— По мне, пусть хоть месяц бушует, — сказал я под вечер Мюллеру. Улыбаясь, я встретил его возмущенный взгляд. Почему мне было не радоваться вою бури, который отвлекал меня от мучительных мыслей?

— С чего это тебе пришла охота прятаться в этой вонючей конуре? — рявкнул Мюллер.

— Прятаться? От кого? Я… — но я не договорил.

Ветер и море внезапно умолкли, и в минутной тишине, властно пресекшей грохот, мы уловили звуки дождя, прорвавшего тучи и лившегося теперь неудержимым потоком.