Василий Соколов - Привала не будет [Рассказы о героях]

— Вот так и стал я знамёнщиком. На боевых позициях или в походе — всегда при знамени, — заключил Буланцев.

В тот день мы расстались, полагая, что когда-нибудь опять встретимся. История знамени и судьба самого Дмитрия Буланцева меня не переставали волновать. Но на фронте что ни день, то новые события, даже исключительный случай, происшедший вчера, становится сегодня обычным, потому что его уже заслонил другой, еще более волнующий. Да и сама фронтовая обстановка не всегда позволяет повидать старого знакомого: попробуй найди его, коль фронт наступает, войска движутся по всем дорогам! Словом, след Буланцева потерялся. Уже думалось, что часть, где. служил Буланцев, перекочевала куда-нибудь на другой фронт.

Но однажды в штабе фронта я читал донесения из частей, и в одном из них мое внимание привлекли строки: «В боях за Донбасс штаб энской части был отрезан от своих подразделений. Находясь в трудной обстановке вражеского окружения, воин Буланцев с риском для жизни спас боевое знамя. За героический поступок Буланцев награжден орденом Красной Звезды, ему присвоено звание старший сержант».

Вот и все. Необычайно волнуясь, перечитываю донесение. «Постойте, да это тот самый Буланцев!» — мелькнула догадка и ожила, припомнилась встреча со знамёнщиком на Дону…

Немедля еду на фронт. Поиски героя доставили много хлопот, но в этот раз они были не напрасны. И скоро я услышал историю нового подвига знамёнщика.

…Третьи сутки солдаты были в пути, на колесах. Наступали стремительно. Передовые отряды, сбивая заслоны противника, отмахивали за день по 30–40 километров. И ночи были неспокойны: полыхали орудийные сполохи, трассирующие пули полосовали темное небо синевато-оранжевыми линиями. То вдруг, будто спохватившись, длинными очередями заливались пулеметы. Порой скрежетно ворчали в небе снаряды. Но наши солдаты, привыкшие ко всему на свете и утомясь в дневных переходах, спали на придорожной траве, в пыльных вишневых садочках или просто в кузовах автомашин. Сон был крепкий, мертвый и до предела короткий: холодный предутренний рассвет опять заставал людей в пути. Передовые отряды преследовали, настигали отступающего врага. Был приказ: «Не задерживаться, висеть у противника на плечах…»

Уже почти вся донбасская земля была пройдена и освобождена, как произошла неожиданная заминка. Неприятель, кажется, опомнился, стал отчаянно сопротивляться. Сплошной линии фронта не было. Наши войска, преследуя, растянулись по дорогам и безвестным балкам, завязывали напряженные схватки с отдельными группами противника, переходящего в контратаки.

В такой обстановке не мудрено очутиться в самом невероятном положении. И нечто подобное случилось со штабом энской части. Штаб разместился в просторной белой хате степного хутора. Приехали сюда под утро еще затемно. Тишина стояла окрест, словно войны не было и в помине. Простояли до полудня. Неподалеку от села, за грядой высот неожиданно вспыхнул бой, гул с каждой минутой нарастал, близился к селу, превращаясь в громовые раскаты. Занятые по горло штабные офицеры, казалось, и не подозревали об опасности; склонясь над картами, наносили изменения в обстановке, озабоченно придумывали новые варианты боя. В смежной комнате на печке лежал Дмитрий Буланцев. Он выкроил свободный час, чтобы отдохнуть.

Знаменщик спал тяжелым сном, когда раздался сильный взрыв. Дом вздрогнул, хряснули деревянные потолочины. Буланцев вскочил и, не понимая, что случилось, начал протирать заспанные глаза. Послышался второй взрыв, третий… Снаряды рвались поблизости. Выбежал наружу. В селе переполох. Машины выметывались из садов на дорогу и, обгоняя друг друга, мчались в степь.

В село, оказалось, прорвались фашистские автоматчики. Буланцев выскочил из дома в тот момент, когда немецкие автоматчики уже проникли по кукурузному полю на окраину села и открыли пальбу. У хаты под плетневым забором лежал наш офицер, у его ног валялась кубанка из черного каракуля. «Начальник штаба» — сразу угадал Буланцев и поспешил к нему на выручку. Офицер лежал неподвижно, бледный, в изорванной, пропитавшейся кровью гимнастерке. Он тихо стонал.

Буланцев подхватил его, вынес на дорогу. К счастью, из вишневого садика скоро выехала машина. Санитарная, крытая. Она чуть замедлила ход. Подбежав сзади, Буланцев рванул дверцу и помог влезть раненому начальнику штаба. В последнюю минуту офицер вдруг поднял голову, слабеющей рукой указал в сторону хаты:

— Спасай!.. Знамя спасай!

Но Буланцев и сам не переставал думать о знамени. Бросился к хате. На дороге грохнул снаряд: Буланцева качнула, чуть не сбив с ног, упругая взрывная волна. Знамёнщик поспешил в хату. Он схватил висевшее в переднем углу знамя. Быстро сорвал чехол, отодрал от древка алое полотнище. И пока наматывал на грудь знамя да надевал шинель, страшно тревожился: а вдруг нагрянут в хату фашисты.

Через сенную дверь Буланцев выбрался во двор. Надо бежать не медля ни секунды, бежать и прятаться — но куда? В селе шла отчаянная перестрелка, все чаще и громче ухали снаряды. Послышался лязг гусениц. Буланцев припал к плетневой стенке хлева, взглянул в щель: по улице двигались танки с белыми крестами, шныряли автоматчики в лобастых касках, с плоскими автоматами на груди.

В другое бы время Буланцев не побоялся бежать из села и под вражеским огнем. Но теперь колебался: «А как быть со знаменем?» Эта мысль повергла его в смятение. Нет, он не мог, не имел права рисковать. Живым он, конечно, не дастся, но хоть и погибнет, а знамя все равно попадет в руки врага. Тогда всему конец: часть при утере боевого знамени перестает жить, подлежит расформированию, а командиры предаются суду военного трибунала… Какой позор и несчастье! «Знамя! Родное знамя надо спасти любой ценой», — властно стучало в сердце Буланцева.

Не успел он толком обдумать обстановку, как в хату ударил снаряд. Рухнувшая с потолка жердь ударила по голове. Перед глазами Буланцева поплыли огненные круги.

Дом горел, бушующее пламя уже перекинулось на хлев. Буланцев задыхался. Пылающие над головой стропила вот-вот обвалятся. Прижавшись в углу, Буланцев начал выдергивать обмазанные глиной прутья из стены. Удалось проделать узкую щель. Он пытался разглядеть, есть ли поблизости на гумне люди, но, кроме жирных, ползущих по земле клубов дыма, ничего не увидел. С улицы доносились треск автоматных очередей и немецкая речь.

Буланцев и не заметил, как огонь гудя проник внутрь двора. Пламя быстро переметнулось на все стены, затрещали сухие прутья хвороста. Жара стала невыносимой. Нечем дышать. Буланцев вскрикнул, ощутив на ноге ожог. Скинул с себя горевшую шинель и отбросил прочь. В какое-то мгновение он вырвал из стены пучок жердей, потом просунул голову и руки в проем. Напрягая силы, он с трудом. выполз из хлева.