Георгий Цицишвили - Любовь поры кровавых дождей

И вдруг он стремительно рванулся ко мне. Сердце у меня заколотилось от радости. Я не мог унять дрожь.

— Так точно, товарищ генерал-полковник! — с трудом проговорил я.

Не успел я произнести эти слова, как генерал, точно клещами, схватил меня своими сильными ручищами и привлек к себе.

На душе у меня потеплело, и я вмиг успокоился, как успокаивается плачущий младенец на груди у матери.

— Я ищу тебя по всему фронту, да как долго ищу! Где ты был, черт тебя дери? — слышал я хрипловатый бас Крюкова и испытывал необычайную радость. Он был огромного роста, генерал Крюков, и я едва касался лбом его груди.

Удивленные офицеры, и в том числе Евжирюхин, не спускали с нас глаз. Они ничего не могли понять. Генерал наконец отпустил меня, сел на скамью и снова уставился на меня.

— После госпиталя меня послали в Карелию, в Седьмую армию… — это говорил не я, а мой голос, не спросясь меня. Мне хотелось говорить совсем другое, иначе выразить несказанную радость от неожиданной встречи.

— Помню, тебя ранило в колено, — прервал меня генерал, — но батарею ты не оставил… Ох ты, разбойник, — генерал пхнул меня кулаком в живот и молодцевато вскочил.

— Знаете ли вы, — обратился он к присутствующим в комнате, — кто этот капитан? Простите, — улыбнулся он, — майор! Его батарея двадцать седьмого октября тысяча девятьсот сорок первого года на подступах к Тихвину остановила немецкий авангард, целый танковый батальон двенадцатой танковой дивизии, и дала возможность отступить частям нашей Четвертой армии! Тогда немцы взяли Будогощь и шли на Тихвин, стремясь вторым кольцом окружить Ленинград и соединиться с финнами. Генерал армии Мерецков, член Военного совета Пронин и я собственными глазами следили за его боевыми действиями…

— Признаться, я не знал об этом, — с сожалением произнес Евжирюхин.

— О бое, в котором участвовала батарея майора Хведурели, юго-западнее Тихвина, я опубликовал в «Артиллеристе» специальную статью. Тогда эту батарею только что перевели к нам из Сорок второй армии, стоявшей у Ленинграда. Бой ему пришлось принять еще в пути, даже не окопавшись!.. Не читали? — сказал Крюков и оглядел всех.

Все молчали.

— Вижу, вы не большие охотники до специальной литературы! А жаль, «Артиллерист» единственный наш специальный журнал. Читайте, это ваш хлеб… — Потом обернулся ко мне: — Ты был награжден орденом Красного Знамени. Знаешь, наверное? — Узнав, что для меня это новость, огорченно добавил: — Когда было, чтобы отдел кадров вовремя делал дело! Сукины сыны… Пошли со мной, — хитро подмигнув мне, он толкнул синюю дверь.

Я пропустил генералов и вслед за ними шагнул в крохотную комнатку, отгороженную от землянки.

— Николай Петрович, — обратился Крюков к Евжирюхину, — вы намедни жаловались, что я отнял у вас начальника штаба артиллерии и до сих пор не дал замены.

— Так точно, — растерянно ответил Евжирюхин.

— Так вот, — Крюков положил руку мне на плечо и легонько подтолкнул вперед, — вот вам начальник штаба артиллерии! Лучшего ни вы не найдете, ни я вам не смогу разыскать.

Не возьми я себя в руки, я бы, наверное, заплакал. Не от радости, нет, но от чувства благодарности и признательности к этому благородному и смелому человеку.

— Понятно, — неохотно проговорил Евжирюхин.

— А теперь иди, — повернулся ко мне Крюков. — Вернемся от командующего армией, генерал Евжирюхин проведет тебя по приказу. Но… сам знаешь, смотри не подведи…

Я вышел.

Меня тотчас окружили офицеры штаба и забросали вопросами. Перебивая и опережая друг друга, пожимали мне руку, поздравляли. Я с трудом выбрался из окружившего меня плотного кольца и снова сел на скамейку возле синей двери.

Удивительно, но все вокруг вдруг изменилось, землянка показалась мне уютнее, чем прежде.

Выйдя от Евжирюхина, Крюков отыскал меня глазами, подошел ко мне, снова положил мне на плечи свои огромные ручищи и, смотря в глаза, тихо спросил:

— Мне толком не объяснили, но на тебя жалуются. Это верно, что о тебе говорят?

— Нет! — воскликнул я так искренне, что Крюков ничего больше не спросил, покачал головой и сказал назидательно:

— Ну смотри, если до сих пор ты командовал одним полком, теперь у тебя будет больше десяти. Командуй смело, умно, умело! Я буду следить. Понял? — И он протянул мне свою сильную, огромную руку. Я еще долго помнил его волевое, крепкое рукопожатие.

Евжирюхин, конечно, был удивлен; он считал, что я недостоин командовать даже полком, а тут меня назначают начальником штаба артиллерии целой армии! Но противоречить Крюкову он не посмел. Это был офицер старой закалки. Смелый и опытный командир, хотя и не очень образованный, он считал главным беспрекословное соблюдение субординации, что же касается проявления собственной инициативы, то это, по его мнению, занятие выскочек.

На следующее утро я приступил к работе и в течение пяти дней, несмотря на предельную усталость, привел всю документацию в полный порядок. Я и сам не подозревал, что смогу так быстро освоить штабные дела.

Особенно тщательно пришлось поработать над оперативными документами, самому начертить некоторые схемы, перенести их на карту. И, естественно, мне было приятно, когда работа моя не осталась незамеченной. На совещании в штабе армии начальник штаба генерал Кокорев объявил мне благодарность.

Следующие пять дней я отвел на инспекцию артиллерийских частей.

Евжирюхин не ожидал от меня такой оперативности и с радостью согласился: проверка частей офицерами штаба, по его мнению, была важным и нужным в то время делом.

За три дня мы объездили шесть полков.

Большинству командиров частей еще не было известно о моем назначении, поскольку я намеренно задержал рассылку приказа: фактор неожиданности шел здесь на пользу дела.

И действительно, появление в очередном полку незнакомого майора никого не могло переполошить, командиры не пытались скрыть что-либо и, как говорится, черное выдать за белое. Всюду встречал меня привычный для данного полка порядок, я имел возможность видеть все без прикрас.

Опытному руководству первое неподготовленное знакомство нередко говорит больше, нежели официальная инспекция.

Словом, ко времени, когда командирам частей становилось известно о моей личности и о цели моего прихода, я знал уже если не многое, то главное.

Инспектируя полки, я не только пытался выявить недостатки, но по мере сил помогать всем, чтоб артиллерийские части, входящие в состав нашей армии, были лучше подготовлены. К этому времени я уже знал, что через десять дней мы переходим в наступление.

Стоял жаркий август 1942 года. Мог ли я тогда представить, что этот горячий месяц окажется таким памятным в истории Отечественной войны. Это было время первых атакующих боев советских войск после победы над врагом под Москвой. Теперь их целью было воссоединение Ленинградского и Волховского фронтов. В историю Отечественной войны эта операция вошла под названием «Мга — Синявинская».