Эдуард Хруцкий - Граница. Библиотека избранных произведений о советских пограничниках. Том 2

Дочитав письмо, Самохин молча ждал, пока старик справится с волнением. Хейдар смотрел куда-то вдаль прямо перед собой, не вытирая бегущих по лицу слез. «Ай, Барат-али, Барат-али», — принимался он шептать и снова умолкал, вперив невидящий взгляд в пространство, не в силах удержать навертывающиеся слёзы.

— Можно мне взять это письмо? — спросил Хейдар, нерешительно протянув руку.

— Лучше я тебе его отдам, когда вернёмся из похода.

— Но ведь оно для меня и Патьмы написано. Почему же ты не отдаёшь мне письмо о моём сыне?

— Когда разведчик идет в тыл врага, он оставляет все документы в штабе части, — ответил Андрей.

— Я не хочу ничего слушать. Отдай мне письмо о моём сыне. Если ты мне его не отдашь, я не сойду с этого места ни шагу, пусть я умру здесь, пусть шакалы растащат по всей пустыне мои кости!

Андрей видел, что спорить со строптивым Хейдаром бесполезно. Он действительно не сдвинется с места, пока не получит письмо.

— Хорошо, — сказал Самохин. — Только спрячь его хорошенько, пусть оно в трудные минуты согревает твоё сердце.

Хейдар взял письмо из рук Самохина, тщательно свернул его и вложил в висевший у него на шнурке высушенный полый кабачок, в каких жители Средней Азии носят обычно табак, тщательно закрыл кабачок пробкой, запахнул на груди стеганый халат.

— Хорошо! — досуха вытерев покрасневшие глаза, сказал он. — Что я должен делать?

— Вот это другой разговор, — отозвался Самохин. — Первое, что ты сделаешь, сменишь ишака на самого доброго коня, даже на двух. Приметь вон того ахалтекинца, что с белой звёздочкой на лбу. Идет он от самого Ашхабада без седока, получает двойную порцию воды и корма. Второй рядом с ним, в белых чулках, — тоже. Держись неподалеку от меня. Эти кони тоже где-то рядом будут. Ишак у тебя, конечно, хорош, но для настоящего джигита настоящий конь нужен… Когда начнётся бой и под Аббасом-Кули упадёт от наших пуль лошадь, ты поскачешь к нему с этим ахалтекинцем в белых чулках. Никто из наших вас не догонит. Мы должны знать, кто хозяин Аббаса-Кули и где его логово. Весть подашь через Ичана и Дурсун…

— Вах! — только и сказал старик. — А где я возьму Ичана и Дурсун, чтобы весть передать?

— Где бы ты ни был, они к тебе придут, Хейдар-ага…

Непросто было Андрею уговорить старого Хейдара. Он ещё немало времени объяснял ему задачу, внутренне соглашаясь, что и молодой человек подумал бы не раз, прежде чем браться за такое дело. Самохин ещё продолжал разговор с проводником, когда раздался голос наблюдавшего за пустыней сержанта Белоусова:

— Товарищ старший политрук, на дальнем гребне бархана человек!

Андрей поднялся по склону, увидел в бинокль, что с юго-востока точно по их следу движется расплывающаяся в горячем текучем мареве темная фигура в туркменской одежде. Мелькнув у склона бархана, она медленно спустилась в низину, снова появилась на гребне — ничтожно маленькая, темная точка, затерянная на огромных пространствах смертельно-жгучих песков.

Андрей рассмотрел, что оружия у одинокого путника нет, идёт он, спотыкаясь, в каждом движении предельная усталость. Вот он всё ближе и ближе. Можно уже рассмотреть его лицо, детали одежды. Андрей выслал ему навстречу Белоусова с флягой воды. К ним подходил сухощавый и стройный туркмен средних лет, в халате, в высокой бараньей папахе-тельпеке.

— Смотрите, кто к нам идёт! — раздался удивлённый голос старшины Галиева. — Амангельды-ага! Наш следопыт Амангельды!

Самохин знал, что Амангельды — один из тех, кого Кайманов отправил на разведку искать следы Аббаса-Кули.

— Что за человек? — спросил он у Галиева, шагая навстречу следопыту.

— Очень хороший человек! Якши человек! — ответил тот. — Старший бригады содействия аула Чули. На горе Душак у него своя дозорная тропа. Яков Григорьевич его в пустыню на разведку послал, а он нас нашёл.

Старшина бросился навстречу едва державшемуся на ногах следопыту.

— Салям, Амангельды-ага! Здравствуй, дорогой! — воскликнул он. — Есть у тебя вода? Давно ли ты ел?..

Он протянул ему флягу, хотя Белоусов уже передал свою.

— Как ты узнал, что мы здесь?

— Ребёнок и тот узнает, — отвечая на приветствие и сделав всего один глоток из фляги, сказал Амангельды. — В пустыне такой след, сразу видно, конный отряд прошёел, лошади подкованы, как пограничники куют.

— Начальник! — налив немного воды в горсть и освежая лицо, воскликнул он. — Делай скорее тревогу! Надо вам очень быстро выезжать: в пустыне война! Ваши геок-папак с бандитами бьются! Очень тяжело вашим. Надо спешить! Аббас-Кули со всех сторон их обложил, как ястреб кружит, добить хочет!

— Поднимайте отряд в ружьё! — приказал Самохин Галиеву. (Вот она где, группа Рыжакова.) — Сам-то сможешь, Амангельды-ага, сесть в седло?

— Если надо — сяду… Верхом не так далеко. Пешком долго шёл.

— Старшина, — распорядился Самохин, — верблюдов завьючить, бочонки, и бурдюки наполнить водой, пленных связать. Хейдар! — окликнул он проводника. — Едешь с нами. Оружия у тебя нет, будешь коноводом. Пересядь на резервного коня, того, что с белым пятном на лбу, второго, с белыми чулками, держи в поводу. Береги их пуще глаза, держись возле меня и старшины Галиева. Свежие кони нужны будут, если придется догонять главаря: Аббас-Кули нам живым нужен… Сержант Гамеза!

— Здесь!

— С четырьмя пограничниками будете охранять задержанных. Спустя минут пятнадцать двигайтесь вслед за нами, вплотную не подходите. Все готовы?.. Отря-а-ад! Рысью! Ма-а-арш!

Лошади после отдыха у Дождь-ямы легко шли по такыру, не сбавляя хода, преодолевали сыпучку. В белых налобниках, таких же, как и у верблюдов, они выглядели непривычно, словно кони средневековых рыцарей, но чувствовали себя, видимо, сносно. Людям, впервые отправившимся в путь днем, под палящим солнцем, было тяжело.

Самохину не давала покоя мысль: «Почему терпит такой урон Рыжаков? У него ведь было достаточно сил, чтобы разбить банду. И второе: почему бандиты, отбившись от пограничников, не уходят в пустыню или через кордон?»

— Амангельды-ага, — сказал Андрей, — расскажи подробнее, что видел?

На всякий случай он приказал переводчику Сулейманову держаться рядом.

— Позвал меня Яков Григорьевич, — начал Амангельды. — Говорит, где-то в Каракумах сидит банда поганого шакала Аббаса-Кули. Пойди, посмотри следы, спроси у людей… Оседлал коня, поехал. Вижу, большая банда захватила какой-то караван, прошли по пустыне на лошадях и верблюдах, как целый батальон. Два дня и две ночи шёл но их следам. Ещё полночи шёл. На рассвете слышу: кони кричат, верблюды кричат, стрельба — война идёт! Вылез на гребень, смотрю, в барханах целое сражение. Не пойму, кто с кем воюет. Ваши пограничники тоже в гражданском, деревянные треноги у них, трубы со стеклами, как у землемеров. Смотрю, в пустыню верблюды бегут. Ай, думаю, что такое? На верблюдах баджи, дети сидят. Палки для кибиток привязаны, кошмы скатаны, вьюки. Бандиты в тельпеках на конях возле этих верблюдов крутятся. Ваши в барханах круговую оборону держат. Подполз я к вашим, капитана Рыжакова раньше видел. Узнал он меня. Ай, салям, Амангельды-ага, говорит. Хорошо, что нас нашёл. Как хочешь доберись до наших людей, передай, Аббас-Кули ловушку нам сделал: женщин и подростков посадил на верблюдов, за их спинами да за тюками своих бандитов спрятал. В упор стреляли…