Мэтью Риджуэй - Солдат

Греки и турки поняли это и согласились. Но затем Монтгомери отправился туда в инспекционную поездку и сделал несколько бесцеремонных замечаний в том смысле, что войска расположены неверно, а потому необхо-димо отвести их назад, ибо район, в котором они развернуты, защищать невозможно. Это вызвало целую бурю, причем греческое правительство расценило его замечания так, будто греки должны пожертвовать частью своей территории. Подобные истории повторялись не раз, но когда я говорил Монтгомери о влиянии этих необдуманных заявлений, он стоял на своем.

— О, я совершенно ясно дал понять, что это неофициальная точка зрения, — утверждал он. — Я просто выразил свое личное мнение.

Я, бывало, доказывал ему;

— Монти, человек, столь широко известный, как вы, не может высказывать личные взгляды. Вы мой заместитель. Все, сказанное вами, принимается за официальные взгляды верховного командования вооруженными силами НАТО, несмотря на все ваши опровержения.

— Вы правы, Мэт, — соглашался он, — вы совершенно правы.

А затем опять поступал по-старому.

Несмотря па эти мелкие недоразумения, мы отлично сработались. Я мог обсуждать с Монти любые вопросы в духе полного взаимного уважения и дружелюбия. И я уверен, что фельдмаршал, несмотря на склонность выражать свои взгляды независимо от несходства их с моими, всегда был совершенно лоялен.

Юго-восточный район Европы (греческая и турецкая Фракия), представляя собой наш опорный пункт на юге, имел для нас громадное значение со стратегической точки зрения. Я проводил там немало времени, инспектируя наши войска в этом районе и беседуя с премьер-министрами двух государств. Турецкого премьер-министра Мепдсреса я считал человеком здравомыслящим, способным глубоко анализировать европейские дела, а его греческую коллегу Палагоса — чрезвычайно проницательным. Я был приятно поражен, обнаружив, что, по-видимому, ни один из них не разделяет антипатий, владевших их собственными пародами. Во всяком случае, в разговорах со мной они не проявили ни тени глубоко укоренившейся враждебности, которую обычно, как говорят, турок чувствует по отношению к греку и наоборот. Древняя ненависть исчезает не сразу, и я не настолько наивен, чтобы утверждать, что ее больше не существует. Но эта ненависть определенно уменьшилась, когда оба народа признали, что их свободе грозит опасность со стороны более сильного врага — русских. Я молю бога, чтобы эта ненависть не ожила. Однако враждебные чувства по отношению к итальянцам все еще сильны. Мне кажется, было бы совершенно невозможно заставить греческие или турецкие войска служить под командованием итальянца, и я сильно сомневаюсь, чтобы итальянцы согласились служить под командованием грека или турка.

Готовность греков и турок сотрудничать в рамках НАТО проявили и их военные руководители. Во время первой инспекционной поездки по греческой Фракии я осмотрел участок по р. Струма от болгарской границы до границы с Албанией, но в тот раз мне не удалось побывать в небольшом граничащем с Турцией районе греческой Фракии к востоку от г. Кавалла. Я решил, что заеду сюда, когда закончу инспекцию турецких войск. После осмотра турецко-советской границы я спросил командующего турецкими сухопутными войсками генерала Баранселя, не желает ли он отправиться со мной в греческую Фракию, чтобы проинспектировать расположенные там войска. Оп согласился, если разрешит его правительство, а правительство Греции согласится на его приезд. Мы отправили в обе столицы две срочные телеграммы и в тот же вечер получили ответ. На следующее утро мы уже пересекли границу и были встречены генералом Цакалотисом — командующим греческими сухопутными войсками. Следующие два дня мы провели в совместном путешествии по греческой Фракии. Оба командующих сразу понравились друг другу. В первый вечер мы поужинали в Кавалде — очень древнем, славном греческом городке, близ которого родился Филипп Македонский. Ужин в тот вечер прошел великолепно, и дух дружбы наполнил мое сердце отрадой. И греческие, и турецкие офицеры говорили, что на их памяти греческие и турецкие военные впервые сели за ужин вместе.

Возможно, это мелкий факт, но для меня как командующего союзными войсками он приобрел огромное значение. Я умышленно стремился свести этих двух людей: ведь если мне удастся добиться, думал я, что при встрече они согласуют свои планы обороны, то коллективная мощь в этом небольшом, но очень важном районе необычайно возрастет.

Вспоминая о своей службе верховным главнокомандующим вооруженными силами НАТО, я с особенным удовольствием думаю о той теплоте и дружелюбии, которые я встречал повсюду — от крестьянских деревень Греции и Турции до Букингемского дворца в Англии [38] Известно, что назначение Риджуэя на должность верховного главнокомандующего вооруженными силами НАТО вызвало бурные протесты народов всех стран, находящихся под пятой американского империализма. (Прим. ред) .

Я особенно свято чту память о тех днях, когда миссис Риджуэй и я были приняты ее величеством королевой.

Прилетев в Лондон с первым официальным визитом, мы разместились в прекрасных апартаментах в Дорчестер Хауз. После бесконечных официальных визитов в других странах где часто приходилось разговаривать через переводчика, для нас было истинным облегчением снова очутиться среди людей, говорящих по-английски. Это напоминало возвращение домой. Когда мы сошли с самолета в аэропорту и проходили перед строем почетного караула, на меня несколько обескураживающе подействовал один небольшой инцидент, который, как я сейчас понимаю, не имел никакого значения. Какой-то молодой коммунист из толпы через головы почетного караула бросил нам под ноги листовки с надписью «Риджуэй, убирайся домой!» Я этого не заметил, но адъютант, сопровождавший миссис Риджуэй, увидел и сказал мне:

— Ну, теперь-то, я полагаю, вы уже привыкли к подобному отношению.

Как ни горько нам было от этого грубого приема, все неприятные чувства были развеяны той теплотой и благосклонностью, с которой приветствовала нас королева. Разумеется, мы с женой стремились соблюсти при этой встрече весь придворный этикет. За день до нашего визита я попросил одного служащего американского посольства проинструктировать меня, особено подробно расспрашивал относительно реверанса. Он сказал мне, что в этом отношении королева — человек свободных взглядов, и потому, если американка не захочет сделать ревера нс, ее величество не обидится. Однако, добавил он, в знак почтения его нужно сделать. От меня требовалось, разумеется, лишь поклониться. Миссис Риджуэй, несколько раз поупражнявшись перед зеркалом в Дорчестер Хауз, вскоре вполне освоила реверанс. А поклон не представлял затруднений, хотя я вспоминаю, что боялся, как бы на мое несчастье вдруг не случился приступ ишиаса. Было бы крайне неудобно, если бы я не смог поклониться или же, поклонившись, не сумел выпрямиться.