Мэтью Риджуэй - Солдат

Тем не менее, любой запрос, исходивший от Вильсона, приводил обычно к тому, что вся основная работа канцелярии начальника штаба останавливалась на два, а то и на четыре часа. Как раз во время утренних докладов, когда десятки вопросов требовали срочного решения, Вильсон обычно вызывал меня к себе. Нередко он требовал, чтобы меня сопровождали руководящие работники моего штаба. Зачастую нас даже не ставили в известность о том, по какому вопросу вызывает министр обороны.

Мы поспешно отправлялись наверх, где обычно встречались с нашими коллегами из других видов вооруженных сил, поскольку мистер Вильсон был любителем больших аудиторий и бессвязных обсуждений тем, ничего обшего не имевших с вопросами, ради обсуждения которых нас собирали.

И, наоборот, величайшее наслаждение доставляла работа с его способным заместителем Робертом Андерсоном. Очень умный и выдержанный, он обычно выслушивал, быстро вникал в существо дела и немедленно принимал решение. При этом Андерсон неизменно относился к своему посетителю дружески, с сочувствием и всегда был вежлив.

Продолжительные, но часто бесплодные заседания у Вильсона обычно отнимали половину рабочего дня. Когда я возвращался в свой кабинет, мой стол был завален делами. Все это заставляло меня почти каждый день уезжать домой с портфелем, набитым бумагами. И тем не менее я всегда считал, что человек, работающий ночью после долгого и утомительного дня, не достигает цели. Когда наступает время сна, он не может освободиться от тревожащих его мыслей, ворочается и беспокойно мечется половину ночи, а на следующее утро усталым и разбитым сталкивается с заботами нового дня. Именно по этой причине, за исключением особых случаев, я не разрешал себе работать по ночам. Я предпочитал вставать на рассвете и браться за дела свежим и отдохнувшим.

Мой день начинался обычно в шесть часов утра. Пенни и Мэтти еще спали, а я поднимался наверх в свой небольшой кабинет в Форт-Майере и, все еще в пижаме и халате, принимался за работу. За чашкой черного кофе, который приносил сержант Хэмптон, я спокойно обдумывал наиболее срочные дела, решить которые в служебном кабинете было невозможно из-за многочисленных перерывов. Так я работал до восьми часов. Ровно в восемь часов сержант Хэмптон приносил завтрак, который я съедал по утрам: два яйца всмятку и кусочек поджаренного хлеба с черным кофе. Пять минут на завтрак, еще десять минут на то, чтобы принять душ, побриться и одеться, пять минут на дорогу в Пентагон, и в восемь тридцать я уже сидел в служебном кабинете. Вскоре после полудня я уезжал домой на обед и в ясные дни для освежения мозгов совершал небольшую прогулку по саду. К часу дня я возвращался в Пентагон, чтобы пробыть там до шести тридцати. Разумеется, очень часто я не мог позволить себе этого перерыва в середине дня и, сидя за столом, ограничивался сандвичем. Только в редких случаях я ходил обедать в министерскую столовую в Пентагоне — там всегда продолжались деловые разговоры, не дававшие отвлечься от работы.

Одной из тяжелых обязанностей, ложившихся на плечи высших офицеров Вашингтона, являлась деятельность, которую можно назвать «праздным времяпрепровождением в обществе», В-Вашингтоне находится около шестидесяти дипломатических миссий, и в каждой из них начальник штаба числится в списках регулярно приглашаемых гостей. В добавление к этому у миссис Риджуэй и у меня было много близких друзей, приобретенных во время пребывания в Латинской Америке, на Дальнем Востоке и в Европе. — Они тоже постоянно приглашали нас на коктейли и обеды. Со многими из этих друзей мы искренне хотели повидаться, поскольку они были обаятельными людьми и у них кое-чему можно было научиться. Вскоре, одна ко, мне стало ясно, что я не в состоянии днем выполнять своп официальные обязанности, а каждый вечер ходить на приемы. Разумеется, от многих светских обязанностей по разным причинам просто нельзя отказываться, В конце концов мы были вынуждены уклоняться ст приглашений. Были случаи, когда на один вечер мы получали по два-три приглашения. Если бы нам это нравилось, мы могли бы проводить в гостях все вечера в течение всего года. И вот пришлось установитьдля себя правило — выезжать в свет не больше двух раз в неделю, но и это было несколько утомительно. Самыми счастливыми вечерами я считал те, когда оставался дома. Только в этом случае я вставал рано уфом свежим, готовым к работе, а затем мог уверенно взяться за решение сложных вопросов и выполнять свои обязанности так, как мне подсказывала совесть.

Как я уже говорил в серии статей, помещенных недавно в газете «Сагердей ивнинг пост», не опасные дни сражений являются наиболее суровым испытанием твердости полководца, а дни мира, когда со всех сторон он слышит многочисленные советы, смущающие и дезориентирующие его».

Пока я находился на должности начальника штаба армии, на меня постоянно оказывали давление, заставляя во имя экономии иметь войска на бумаге, а не в действительности. Я хорошо помню одно заседание в кабинете Вильсона, когда обсуждался вопрос о сокращении бюджетных ассигнований на армию. «Почему вы не сократите численность личного состава ваших дивизий? — спросил он меня. — Сократите их на 15 процентов. Почему бы вам не расформировать некоторые части? Просто числите их в составе кадровых».

На мой взгляд, это было бы повторением той трагической политики постепенных уступок, которую проводил бывший министр обороны Льюис Джонсон, когда во времена трумэновской администрации мы до такой степени ослабили наши войска на Дальнем Востоке, что оказались почти беспомощными перед хорошо вооруженными массовыми армиями Северной Кореи, обрушившимися на юг через 38-ю параллель. Министр Вильсон говорил о сокращении армии, а я вспоминал о храбрых солдатах, погибших в первые дни Корейской войны, когда наши полки, с минимальной численностью личного состава, сражались и отходили до тех пор, пока за их спиной не оказалось море. Думая о них, я ответил министру обороны, что пока я нахожусь на должности начальника штаба, я не намерен уменьшать численность личного состава боевых частей на заморских театрах военных действий, ибо они стоят лицом к лицу с потенциальным противником. На эго я не пойду, если только не получу от министра ясного, определенного и прямого приказа провести сокращение.

Тогда-то на меня и было оказано давление. Вильсон заявил, что предложение о сокращении численности наших соединений и частей исходит непосредственно от президента и что он не сомневается в значительном военном опыте президента. Противиться его желаниям было бы равносильно спору с главнокомандующим. «И это ни к чему хорошему не приведет», — резко добавил Вильсон.