Юрий Ильинский - Опаленная юность

Андрей осторожно слез с нар и прошел к уткнувшемуся в матрац человеку. Кузя, отчаянный Кузя, лихая сорвиголовушка, Кузя, гроза всех окрестных садов, плакал!

— Кузя! Что с тобой?

Смущенный тем, что товарищ увидел его слабость, Кузя оторвал от подушки взлохмаченную голову.

— Со мной? Ничего, а что?

— Ты плакал…

— Я?! Да ты что, опух, что ли? Я один случай смешной вспомнил. Со смеху чуть не лопнул. Знаешь, я раз завязал нашему коту глаза…

— Разговорчики! Не положено! — раздался сердитый голос. — Отдыхать надо, а не кошкам глаза завязывать!

— Командир идет, — шепнул Андрей. — А ты, Кузя, все-таки слезы вытри. Разве можно так смеяться — до слез?

Кузя посмотрел на товарища долгим грустным взглядом и, заикаясь, сказал:

— Уж очень мамку жаль. Старая она у меня, больная. Васька на Дальнем Востоке служит… одна она осталась…

Андрей попытался неуклюже обнять товарища, но тот обрел уже прежний тон:

— Ладно, ладно! Нежности телячьи… Иди спать и мне не мешай! Тоже герой — на войну идет, а рассопливился!

Усмехнувшись, Андрей взъерошил Кузины жесткие, как пакля, кудри и направился к своему месту.

Утром после завтрака строем направились в лагерь. Солнце ярко светило, в траве сновали кузнечики, ползали муравьи, шуршали ящерицы, гудели пчелы и шмели.

Ребята повеселели. От вчерашней хандры не осталось и следа.

Рота, бодро отбивая шаг, вошла в белевший стройными рядами палаток лагерь.

Здесь, на полянке, окруженные толпой добровольцев, трудились парикмахеры. Они необыкновенно быстро орудовали никелированными машинками, обстригая наголо головы клиентов.

Ребята попятились.

— А что, стричься обязательно? — спросил Андрей старшину.

— А ты думал как? Вот гляди — седьмой год служу. — И старшина провел ладонью по гладко выбритому сизому затылку.

— Не дам! — решительно сказал Бобров.

Его поддержал маленький Копалкин;

— Мы не за этим сюда шли!

— Эх, юнцы! — снисходительно пробасил старшина. — Знаете, что такое воинская дисциплина? А ну, шагом марш стричься!

— Не пойду! — упорствовал Бобров.

— Оставь, Валька! Раз надо — пойдем.

Андрей первым уселся в широкое кресло.

— Ай, какие волосы! — с татарским акцентом запел парикмахер, приглаживая волнистый чуб Андрея. — Даже жалко стричь!

Машинка, расчищая себе дорогу, заметалась по голове.

Каштановый витой чуб беспомощно свалился на землю — чужой, ненужный. Парикмахер толкнул ногой груду черных, каштановых, русых волос и весело крикнул:

— Готов! Следующий, пожалуйста!

Ребята собрались у палатки, посмотрели друг на друга и захохотали.

— Валька, ты на дыню похож, голова вся в шишках!

— Ты на себя посмотри, черт лопоухий!

— Андрей, держись бодрей, девчатам не показывайся: в обморок упадут!

Особенно смешным стал маленький Игорь. Спасаясь от града насмешек, он выскочил из палатки и едва не сбил с ног низкорослого паренька.

— Ты чего летишь сломя голову?

— А ты не вертись под ногами, мелкота! — заворчал паренек и вдруг воскликнул — Игорь!

— Кузя! Ну и разделали тебя!

Кузя вошел в палатку и огляделся.

— Вот это да! Вас, ребята, узнать нельзя!

— А ты кто такой? — нахмурился Бобров, — Мы тебя не знаем, проваливай!

Посмеявшись, присели на скамейку.

— А ведь я к вам по делу, — заторопился Кузя. — Сейчас, слышал, набирают людей в отдельную разведывательную роту. На особые задания… Пошли, а?

Ребята переглянулись.

Бобров и Андрей вскочили. Родин подтянул ремень, он носил его поверх пиджака.

— Пошли быстрей, — сказал Бобров, — а то мест не хватит.

Добровольцы выстроились на утоптанной спортивной площадке. Вдоль шеренги ходил широкогрудый, плотный подполковник. Он внимательно, оценивающе приглядывался к людям, подолгу разговаривал с некоторыми, задавал вопросы. Кое-кому подполковник приказывал отойти в сторону — это, как выяснилось позже, были будущие разведчики. С чувством явного превосходства поглядывали они на остававшихся в строю товарищей.

Подполковник подошел к Боброву. Не говоря ни слова, он указал Боброву группу будущих разведчиков. Обрадованный, Валентин, печатая шаг, вышел из строя и едва не бегом бросился к тем, кто стоял в стороне.

— Вы какого года рождения? — обратился подполковник к Родину.

— Тысяча девятьсот двадцать третьего! — четко ответил Петя. — Мы все из одного класса, просим не отказать.

«Молодец! — подумал Андрей. — Здорово придумал. Он ведь дважды оставался на второй год, самый старший в классе, теперь подполковник подумает, что и мы…»

— Ну, ступай, — мягко проговорил командир, — и ты тоже.

Родин и Курганов подбежали к Боброву. Он стиснул их в объятиях:

— Живем, ребятки!

Андрей посмотрел на шеренгу. Подполковник о чем-то говорил с Кузнецовым, видимо отказывал ему. Кузя отчаянно жестикулировал. Донесся смех, подполковник махнул рукой, и взволнованный Кузнецов очутился среди друзей.

— Ф-фу… напугал! — задыхаясь от бега и волнения, сказал он. — Насилу уговорил… А Копалка, бедняга, погорел ростом не вышел.

Отбор подходил к концу, когда к ребятам-разведчикам наконец присоединился Копалкин.

— Игорь, друг, какими судьбами?

— Обманул я его, — радостно улыбнулся Копалкин: — снова зашел вперед и стал на фланге, а у парня одного кепку попросил, для маскировки, значит. Он и не узнал.

— Ловко!

Вскоре к отобранным разведчикам подошел старшина:

— Рота, равняйсь! Смирно!! Напра-во, шагом марш!

К вечеру следующего дня подразделение прибыло на вокзал. Гремел оркестр. Добровольцы выстроились на перроне. Возник короткий митинг. Говорил секретарь райкома партии, говорил командир отряда.

Неожиданно Андрей увидел на дощатой трибуне Панова. Вовка выступал с речью.

— Панов ораторствует, внимание!

— Новоявленный Цицерон!

— Мы все как один пойдем защищать родину! — уверенно бросал Панов. — Все как один преградим путь фашизму!

Вовке долго аплодировали. Ополченцы стали прощаться с провожающими.

— Давайте хоть напишем всем своим, — предложил Андрей.

Его грызла тоска. Кругом он видел поцелуи, рукопожатия, тихие слезы. Женщины заглядывали в родные лица, словно стараясь насмотреться на мужей, братьев, сыновей. Дети напряженно смотрели снизу вверх на отцов, и только малолетние несмышленыши весело бегали по платформе.

Неожиданно Андрей увидел свою бабушку. Старушка бежала к нему задыхаясь. Мгновенно Андрей бросился к ней, обнял, прижался головой к ее груди.

— Успела, слава тебе, господи! Андрюшенька, как же это?.. Ну, да что говорить! Вот мама тебе собрала посылочку… Ларочка, дай-ка!