Геннадий Евтушенко - Люди одной крови

А к концу года Поляков получил письмо от брата. Не на домашний адрес, а в воинскую часть. Сердце ёкнуло: что-то случилось. Димка к этому времени служил в органах МВД в Средней Азии, всё у него вроде бы было хорошо. Письмо он написал длинное: о службе, о жизни в Таджикистане, о детях. Жорка быстро проглатывал странички, спешил добраться до сути – неспроста письмо на службу прислал. А, вот оно, главное: сынулька часто болеет, врачи настоятельно рекомендуют сменить климат. С начальством вопрос в принципе решён. Но куда ехать? Как он, старший брат, посмотрит, если Димка будет проситься в Запорожье? «Да, – почесал за ухом Поляков. – Ясное дело. Жильё он сразу не получит. Значит, к нему, в трёхкомнатную. Трёхкомнатная квартира! Это ж роскошь! Она ж безразмерная! А в ней уже живут семеро. И приехать хотят ещё пятеро! Брат с женой Лизой, двое детей и Лена – взрослая Лизина сестра. Итого двенадцать! Даже для трёхкомнатной многовато. Но брат же! Что же делать, как же быть? – Жорка совсем растерялся. – Нет, то, что брату помочь надо – это ясно. Без вопросов. Но двенадцать! Что ж это – на полу покатом спать? Или поместимся? И Брежнева уже нет. Да и не пошёл бы я к нему за новой квартирой. И так помог. Выше крыши». Два дня Жорка мучился. А отвечать что-то надо. Без Натальи, ясное дело, не решишь. А как к ней с этим подступиться? Вот тебе и квартира. Трёхкомнатная. Роскошь. А сколько всего навалилось на неё с этой квартирой?! И без квартиры с Ванюшкой хлопот немало. Теперь хоть самим в те самые девять метров возвращайся, а эту родственникам отдавай. Но делать нечего. Вечером он с Натальей улёгся, когда все уже спали. Наталья сразу спросила:

– Что-то ты, муженёк, второй день смурной какой-то ходишь. На службе неприятности? Давай-ка выкладывай, что случилось?

– Ничего на службе не случилось. На службе порядок. А вот… – Он замолчал.

– Ну?

Жорка вздохнул.

– Письмо от Димки получил.

Наталья приподнялась, повернулась, опёршись на локоть, встревожено спросила:

– Случилось что? С Лизой? С детьми? Да не тяни ты, говори.

Жорка снова вздохнул.

– С Лизой и детьми всё в порядке. Видишь, тут такое дело. Переводят Димку из Средней Азии. На Украину. Есть возможность в Запорожье переехать.

Он снова замолчал, ожидая её реакции. А Наталья, не замечая его замешательства:

– Ну? Так в чём дело? – И, поскольку он молчал, продолжила: – Так в чём дело, я не пойму.

– Ну в чём, в чём. Квартиру ему сразу не дадут, хоть он и в МВД теперь служит. А нас и так семеро.

– Т-а-а-к, – протянула Наталья. – Дожилась. Дожилась и дождалась.

«Началось, – с тоской подумал Поляков. – Получу сейчас по полной программе. – И тут же решил: – Пусть, что хочет говорит, а Димку с семьёй заберу».

Наталья села в кровати, подбоченилась.

– Вот я и говорю: дождалась! Два дня муж мучается, потому что думает, что жена его стерва! А? Ты, – она ткнула его пальцем в грудь, – ты, мой муж. Как ты мог подумать такое? Нет, ты мне скажи: как ты мог? Это ж твой брат! Да мы не двенадцать – мы здесь и двадцать поместим, если нужно будет! Или забыл, как в одном окопе помещались?

И он вдруг вспомнил, как увидел её первый раз – маленькую, чёрненькую, в стареньком голубом платьице, под пулемётом. Разом в сознании промелькнули годы войны: бомбёжки, атаки, короткие застолья в землянках и чужих избах, горечь потерь и счастье побед. И всегда рядом была она, Наталья. И счастье любви вдруг наполнило его, полилось через край. Он бросился к Наталье, прижался к её тёплой, будто материнской груди, и слёзы благодарности сами собой полились из его глаз.

А она гладила его по голове и успокаивала.

– Ну что ты, милый… Что ты, мой любимый… Дурачок мой родной…

Он всё всхлипывал и не мог остановиться, как будто это был не воин, много раз смотревший смерти в лицо, посылавший на смерть сотни своих бойцов и сам не раз, ходивший в атаку. А она всё гладила и гладила его, как ребёнка. И мир, окружавший их, растворился в ночной тиши. И они остались одни, совсем одни. И, казалось, сами растворились в этом мире любви и благодати.

Так их стало двенадцать.

Пошёл год. Однажды Жора позвонил домой и распорядился:

– Натуля, я скоро дома буду. Поставь в большой комнате стол, чтобы все поместились. Повод есть. Накрой и рюмочки приготовь – выпьем. Наталья удивилась, но расспрашивать не стала, сделала всё, как муж велел. Вечером все уселись за стол и с нетерпением стали ждать: что за повод такой появился – среди недели праздник устраивать?

Жора встал, поднял рюмку и произнёс целую речь.

– Знаете, журналисты любят красивые слова, разные лозунги и привлекательные заголовки к своим заметкам. Мы к ним привыкли, и внимания особого не уделяем. И я сегодня взял запорожскую нашу газету, пробежал глазами, ничего особенного сначала не заметил, хотел отложить в сторону, но потом обратил внимание на одну заметочку, маленькую такую заметочку, пятьдесят лет в строю, называется. Вспомнил я книгу Игнатьева, это генерал, ещё с царских времён генерал, он книгу с точно таким же названием написал. Ну, думаю, ещё один пятьдесят лет прослужил. Заинтересовался. Что ж это за генерал. Оказалось – это и не генерал вовсе, а токарь. Представляете, человек пятьдесят лет токарем проработал! Это тоже, знаете ли, не фунт изюму! И, оказывается у этого человека самый большой рабочий, я подчёркиваю – не чиновничий или какой-либо ещё там, а рабочий, у станка, стаж в нашем городе. Мне только стыдно, очень стыдно, что я узнаю это из газет, потому что имя этого человека – Поляков Сергей Фёдорович!

За столом прокатилось удивлённо-восхищённое «о-о-о» и «ах, ах»! – все стали смотреть на виновника торжества, а Жора продолжил:

– Прости, папа. Мы все тебя поздравляем и очень любим.

Он поднял руку с рюмкой.

– За рабочего человека Сергея Фёдоровича. За тебя, папа!

Он подошёл к отцу, они чокнулись, поцеловались и выпили. И все потянулись к Сергею Фёдоровичу, все целовали его, а дети прижимались и норовили остаться рядом, как бы говоря: «Это мой дедушка». А дедушка смущался, щуря старческие глаза, и всё повторял:

– Ну что ж такого? Это жизнь, все работают.

Семья развеселилась и, что называется, разошлась – праздновали до часу ночи.

Следующий день был воскресенье. После обеда Жора пригласил Сергея Фёдоровича пройтись по улице. Погулять. Тот удивился, но молча набросил на себя курточку и вышел вслед за сыном. Немного отойдя от дома, Жорка присмотрел в тихом месте лавочку и пригласил отца сесть отдохнуть.

– Да я не притомился, – заметил Сергей Фёдорович. И замолчал, ожидая, о чём же хочет поговорить с ним сын, – не зря же увёл его из дома. Посидели молча.

– Ну, ты что, Георгий, – не выдержал старик. – Я понимаю, дома народу много, не поговоришь. Случилось что? Ты говори, не стесняйся.