Дмитрий Ли - Журавли покидают гнезда

Юсэк слушал рассеянно. Он почти наяву видел, как возвращается из России. Наряжает тетушку Синай. Себе он закажет атласную кофту и обувь из китовой кожи. И пойдет к Хэ Пхари. Тот будет польщен, увидев в своем доме знатного янбани, о богатстве которого говорит весь город! Маклер низко поклонится и подаст дорогое вино. Но Юсэк не станет пить его, оно ему не по вкусу. И тут выйдет Эсуги. На ней свадебное платье, на голове высокая прическа из дальби. Он возмутится, увидев убожество ее наряда. И кинет к ее ногам несколько золотых слитков, каждый из которых стоит не меньше тысячи иен! Как она будет поражена! Но нет, он не простит ее предательства…

Неизвестно, в какие дали увела бы Юсэка фантазия, если бы отец не тронул его за плечо.

— Ты ел что-нибудь? — спросил он.

Есть Юсэк хотел, но мечта была слаще самой вкусной пищи. Поэтому он не обрадовался, увидев в миске жареного минтая, не почувствовал запаха свежих пампушек.

— Утром приходил Ли Дюн, — продолжал отец. — Ты его, конечно, помнишь? Рыбак он.

Юсэк кивнул.

— Тебя спрашивал, хотел поглядеть, как ты вытянулся. А Бен Ок ты помнишь?

— Кто она? — спросил Юсэк.

— Дочь Ли Дюна. Проведал бы ее.

Юсэк промолчал.

Проснулся Юсэк рано, но отца уже не было. Коляска его стояла на своем месте у входа. Тетушка Синай тоже не знала, куда подевался старик. Юсэк заметил, что кувшин, где хранился мешочек с деньгами, отодвинут от угла на циновку. Заглянул в него — мешочка нет. «Неужели старик поплелся к Хэ Пхари!» — мелькнуло в голове. Зная характер отца и боясь, как бы он чего не натворил, Юсэк кинулся к дому Хэ Пхари. Прячась за деревьями, он подошел близко к окну. Вместо тростниковых штор окно было завешено изнутри темной драпировкой. Солнце еще не взошло, но было душно, как в куксикани дяди Сон. «Зачем я прячусь? — подумал Юсэк. — Не лучше ли войти в дом? Как ни говори — вдвоем и убедить легче. Нет, не стоит горячиться. Может, старик сумеет разжалобить маклера?..» Юсэк был убежден, что отец не выведет из калитки Эсуги, и в то же время где-то в глубине его души теплилась надежда.

А Енсу, долго не рассуждая, вытряс перед Хэ Пхари содержимое мешочка, сказав, что принес долги за Денними. Хозяин немало удивился, увидев столько денег у человека, вид которого не вызывал сомнений в его бедном происхождении.

— Кто вы, старик? — спросил он, как всегда, с почтением.

— Я отец Юсэка, — ответил Енсу.

— Вот как! — нахмурился Хэ Пхари, с интересом разглядывая гостя. — Что вас побудило отказаться от таких денег, в которых, я вижу, вы сами нуждаетесь.

— Да, — сказал Енсу, — в этих деньгах мои молодые годы, мои болезни, надежды. И я их отдаю вам, чтобы Эсуги вернулась домой. Мой сын полюбил ее в том юном возрасте, когда еще нельзя осмыслить свои чувства. Он не плакал, следуя за гробом матери. Он страдал, потеряв Эсуги. Вот почему я здесь.

Собрав с пола деньги и вернув их старику, Хэ Пхари сказал:

— Верю, что отцу дороги слезы сына. Но Эсуги давно уже забыла детские шалости. Теперь она хозяйка этого дома. Счастлива и мать, определив ее столь выгодно.

— А Эсуги? — спросил Енсу. — Довольна ли она своим положением? Могу ли я услышать об этом от нее самой?

— Кто вы такой, чтобы допытываться у девушки о ее чувствах? — Хэ Пхари злобно сощурился.

— Это верно — нет у меня прав, — согласился старик.

Хэ Пхари отошел от него к двери.

— На прощанье примите один полезный совет — перестаньте упорствовать и оставьте Эсуги в покое. Прощайте.

Старик нехотя направился к выходу.

Главная улица города упиралась в базарную площадь. На ней когда-то жили самые знатные янбани, и ходить здесь не всем было дозволено. Но с тех пор как в старых, почерневших от времени домах с резными колоннами и фигурными крышами поселились имперские чиновники и торгаши, прибывшие с острова Хоккайдо, улица стала открытой для всех. Теперь здесь рады прохожим; с вежливой улыбкой лавочники навязывают им всевозможные ткани, белье и дорогие платья с маркой Великой империи. Теперь на этой торговой улице всегда многолюдно. Толпы стариков с коромыслами, женщины с привязанными за спиной детьми и ношами на голове тянутся к базару. От тяжести трещат коляски рикш. Здесь же на улице предсказывают судьбу гадальщики. У входа в куксикани валяются изнуренные жарой бродяги. Люди спешат. Трудно найти в этой толчее старого рикшу, самого старого и вездесущего. Недаром его все называли сенсами [28] Учитель. , хоть он не умел ни писать, ни читать. Юсэк познакомился с ним в первый же день, когда впрягся в коляску. Стыдно самому сейчас вспомнить о том, как произошло знакомство. Полный сил и задора Юсэк носился с коляской, как молодой, необъезженный жеребенок. Но странное дело — почему-то все предпочитали старого рикшу, который, очевидно, уже не помнил своего возраста. Решил он тогда подшутить над ним. Однажды, когда старик, оставив коляску на базарной площади, куда-то отлучился, Юсэк вывернул из колес его коляски оба золотника. В это время в нее сел ожиревший, с одышкой европеец. Вернувшись, старик, не мешкая, впрягся в поручни и поднатужился. Но не тут-то было. «Ага, старая кляча! Так тебе! — радовался Юсэк, наблюдая, что будет дальше. — Силенок-то нет. Сейчас пассажир пересядет в мою коляску!» Старик не сдавался. Поплевав на руки, он крепко ухватился за поручни и рванул коляску с такой яростью, что шляпа европейца сползла на затылок. Набрав разгон, он через минуту скрылся из виду. Когда рикша вернулся на площадь, Юсэк отдал ему золотники и сказал виновато:

— Простите меня, дедушка. Я подшутил… Хотел узнать, насколько вы еще крепки.

Старик не обиделся, почесав затылок, он поглядел на колеса и сказал:

— А я думаю: ну и жирная же туша досталась! И чем они только питаются, эти европейцы. — И, улыбнувшись, добавил: — А ведь я с него содрал вдвойне. Выходит, нужно тебя не ругать, а благодарить.

Глядя на старика, который вел себя с ним как ровесник, Юсэк с огорчением подумал о своем дряхлом отце.

— Ну коль ты хотел испытать мою силу — давай поборемся, — сказал старый рикша, закатывая рукава и привычно поплевывая на руки.

— Вы хотите со мной бороться? — спросил Юсэк, оглядывая собравшихся рикш. Ему было стыдно состязаться со стариком, к тому же он не был уверен в своей победе, поэтому промямлил чуть слышно: — Но здесь не место для потехи…

Рикши хохотали, подзадоривая и без того разбушевавшегося старика:

— Он еще не знает нашего деда!

— Нарвался, бедняга!

Видя, что Юсэк не собирается с ним бороться, старый рикша сказал:

— Мы лучше с ним посостязаемся в беге. — Отобрав из толпы двух тучных мужчин, он одного усадил в свою коляску, другого к Юсэку и пояснил: — Кто первый сойдет с дороги — тому больше не появляться на этой стоянке. Согласен?