Дмитрий Ли - Журавли покидают гнезда

— Тетя Синдо, а вы почему загрустили? — обратилась к ней Эсуги.

— Разве? — очнулась она и вдруг, решительно поднявшись из-за стола и сбросив с себя кожанку, крикнула: — А ну-ка, нашу — корейскую! Тхарен! [53] Веселая застольная песня.

Схватив со стола опустевшую кастрюлю, Мансик принялся отбивать на ней ритм, а стоявший рядом мужчина тут же запел задорно, покачивая в такт бритой головой. Синдо вбежала в круг. «Идем, Эсуги! Скорей!»

Эсуги смутилась. Она совсем не умела танцевать. Правда, ей приходилось не раз видеть свадебное веселье. Тогда она завидовала всем: и невесте, и жениху, и гостям, теперь же она — сама невеста! Как откажешься! Эсуги приблизилась к Синдо и неуверенно стала подражать ее движениям. «Дётта! Дётта!» [54] Хорошо! Хорошо! — выкрикивали парни, хлопая ладонями по столу. Не устояли и хуторские девчата — тоже принялись, подобно кореянкам, разводить руками и притоптывать. Смеялись все: и старые, и молодые, казалось — нет и не было у этих людей иных забот и тревог.

День уже был на исходе, однако никто не покидал давно оскудевший стол. Возникшая тихая русская песня широко поплыла над лугами и холмами. Поднявшись с земли, Мартынов пошел оседлать лошадь, чтобы объехать посты. Игнат только этого и ждал. Вынырнув из-под стола, он предстал перед Синдо.

— Ты чего надулся, словно бурундук? — спросила она, поправляя сползший на лоб мальчика картуз.

— Я срезал их с горшка, — выпалил тот.

— Это ты про что?

— Про цветы. Ведь все равно без надобности в избе стояли. А невесте, сами видели, от них радость.

— Где это ты успел подглядеть, что невестам цветы дарят?

— Не видел я нигде, а знаю. Цветы, поди, не крапива. Те цветы я срезал у бабки Феклы, — признался Игнат и живо добавил: — Я уже попросил у нее прощения.

— Простила?

— Ага. Даже горшочек отдала, чтобы я сам цветы в него посадил. А дядя Андрей, у которого я картошку спер, целое ведро сам дал. Мне за то по приказу командира — три дня из избы не выходить. А я должен наших русскому языку учить. Вы уж заступитесь за меня. Я больше ничего красть не буду.

— Хорошо, Игнат. Я попрошу командира заменить домашний арест каким-нибудь другим наказанием, — пообещала Синдо.

— Я буду коней на лугу пасти.

— Про то пусть дядя Петро решит, — сказала Синдо и вдруг спросила: — А ты почему его дядей зовешь?

— А как еще? — удивился Игнат.

— Можно, наверное, и папой? Как ты думаешь?

— А зачем? — нахмурился мальчик. — Он ведь не папа?

— Коль он тебя воспитывает, значит, не чужой, — пояснила Синдо. — Ему будет приятно, когда ты его папой назовешь. — И, заметив его озадаченность, добавила: — Нет, я не настаиваю, может, тебе это не по душе…

— Я люблю дядю Петра, — перебил Игнат.

— И он тебя, Игнат. Очень. И всем говорит, что ты его сын. Так что — подумай. У него ведь, кроме тебя, из родных никого нет. И у тебя тоже. Стало быть, сродни вы и по судьбе, поэтому и держаться друг друга нужно крепко, навечно. Подумай. Я тебе давно хотела об этом сказать.

Игнат не отвечал. Синдо снова поправила сползший на глаза мальчика картуз и с грустью поглядела на его упрямое лицо. Кто знает, о чем она думала в эту минуту? Не о том ли, что и ее детям вот так же, как и Игнату, будет трудно сказать слово «папа» кому-то другому?

Из ворот штаба, навстречу им, спотыкаясь и сильно размахивая руками, бежал парень. Он кричал, что Хагу в его хуторе.

Бойцы кинулись за оружием в бараки. Из конюшни вывели лошадей, стали седлать. На телегу втащили пулемет. Женщины и дети бросились по своим избам. Заскрипели, загрохали, затворяясь, ставни.

Юсэк и Эсуги стояли рядом и лишь наблюдали за происходящим. Они видели, как за незнакомым парнем, сидевшим на коне, выстраиваются всадники. О чем-то его расспрашивает Синдо, показывая рукой на дорогу. «Неужели началась война?» — мелькнуло в голове Юсэка. Увидев Игната, он бросился к нему.

— Скажи, что случилось? Куда это все собрались?

— Хагу появился на старом хуторе, — сказал Игнат. — Теперь-то он не уйдет живым!

— Хагу?!

Юсэк, не размышляя долго, кинулся искать Ира, чтобы попроситься с ними.

— Тебе что — жить надоело? — сказал Ир почти грубо, но, заметив, с какой обидой глядит на него Юсэк, попробовал уговорить: — Да ты ведь не усидишь на коне, свалишься. Вот когда научишься верховой езде, тогда и возьмем. И потом — нельзя оставлять Эсуги одну.

— Ну что вы тут мешкаете? — подъехав к ним и сдерживая игривого коня, спросила Синдо.

— Да вот Юсэк просится с нами.

— Он еще не обучен управлять конем, — сказала Синдо и добавила: — К тому же у нас нет свободной лошади. Так ведь, Перфильев?

— Так точно, — доложил комендант. — Даже мне не хватило. Осталась одна ихняя лошадка, — он кивнул на Игната.

Игнат видел, как хотелось Юсэку поехать с ними. Однако отдать этому парню, ни разу не сидевшему в седле, своего Серого ему было страшно. Он еще раз пристально посмотрел на него и решился:

— Пусть едет.

А тут и Перфильев вступился.

— Я понимаю так, — сказал он, — что крещение в бою — полезней всякого учения. А лишний человек, полагаю, не помеха. Только чтоб он не совался раньше батьки в пекло.

— Хорошо, седлайте. Только скорей! — крикнула Синдо, подстегнув коня.

Игнат вывел из конюшни Серого, быстро оседлав его, подсобил Юсэку взобраться в седло. Комендант подал ему винтовку и шашку.

— Гляди не грохнись, — сказал он, — потому на стремена ногами опрись.

Никогда не думал бывший рикша, что лошади такие высокие! Пожалуй, удобней сидеть на верхушке сосны. А тут еще винтовку держать надо и шашку, чтобы не билась об ноги да живот и без того ненормального коня. А чем держать уздечку, если руки заняты? Придумают же люди такое!

— Ты винтовку и шашку перекинь через плечо, — подсказал Перфильев, показывая, как это сделать.

Юсэк так и поступил. Теперь руки были свободными, и он, ухватившись за уздечку, потянул к себе. Лошадь затопталась на месте и стала кружиться. Свалился бы наездник, но Игнат успел ухватиться за уздечку.

— Держи повод ровно! — тоном бывалого кавалериста поучал мальчик. — И не дергай резко, а натяни потуже! Вот так! А теперь — пришпорь, чтоб боялся тебя. И медленно ослабляй повод.

Лошадь рванулась и с галопа перешла на мелкую рысь. А Игнат кричал вдогонку:

— Упирайся на стремя!

Эсуги бежала навстречу скачущему Юсэку и что-то кричала, но тот не мог остановить разогнавшегося коня, пронесся мимо. Он догнал отряд уже за хутором и ехал в самом хвосте рядом с другими корейцами, которые тоже неуверенно держались в седлах. Синдо часто подъезжала к ним и каждый раз, глядя на Юсэка, восклицала:

— Редкое зрелище — рикша на коне!

На этот раз отряд возглавляла Синдо. Мартынов с Иром и пятью бойцами остались стеречь штаб.