Владимир Першанин - «Зверобои» против «Тигров». Самоходки, огонь!

Саня не сразу догадался, что огнем сбивают флажки на металлических штырях, обозначающие проходы в минных полях. Танки резко увеличили скорость. Из-за холмов полетели гаубичные снаряды. «Стопятимиллиметровки» подняли стену заградительного огня. В разных местах оглушительно гремели разрывы 150-миллиметровых тяжелых гаубиц.

Смотреть на сплошной ряд грохочущих фонтанов было жутко. Снаряды врезались глубоко в размякшую почву, выкидывали огромные комья дерна, взвесь мелкой грязи. Известняковые плешины разлетались градом больших и мелких камней, оседали облаком мучнистой пыли.

Вместе с осколочно-фугасными снарядами летели зажигательные, фосфорные. Кое-где загорелись, пуская клубы дыма, мокрая трава и кустарник. Облитая горящей массой вспыхнула «тридцатьчетверка», из нее выскакивал экипаж. Пытались тушить, но взрывы мин раскидали людей.

Головные танки невольно замедлили ход, соскочил десант. Справа и слева взлетали зеленые ракеты, торопя атакующих. Страшно, но останавливаться нельзя. Машины снова увеличили скорость и одна за другой исчезали в клубящейся взрывами мешанине.

Саня, крепко вцепившись в скобы, быстро оглядел экипаж. Коля Серов подался вперед, завороженно глядя на приближающийся смертельный вал. Вася Манихин сжался и что-то бормотал, голова механика в ободранном танкошлеме тряслась на каменистых ухабах.

– Скорость! – окликнул его Чистяков.

– Идем, как можем. Грязи много, вязнем.

Впереди что-то горело неярким багровым сгустком, все закрывал дым и оседающая размельченная земля. Новый взрыв совсем рядом. Самоходку качнуло, о стенку рубки ударили осколки вперемешку с большими комьями дерна.

Проскочили горевший танк. Фугас взорвался по ходу, забив смотровые щели. Лученок, не снижая хода, приоткрыл люк, с силой хлопнул, стряхивая грязь. В машину ворвался горячий воздух, пропитанный вонью сгоревшей взрывчатки.

Кто-то пытался связаться с машиной Чистякова по рации, но Денисов мог расслышать лишь треск и обрывки слов.

– Четвертый слушает, – надрывался Студент. – Прием!

Самоходка неожиданно выскочила из дымной полутьмы и оказалась под голубым чистым небом. Мокрая зеленая трава сверкала под солнечными лучами. День обещал быть ясным.

Младшему лейтенанту казалось, они уже проскочили поле, подъем, и вот-вот должны ворваться в первую линию траншей. Он едва не застонал от разочарования – до траншей оставалось не менее трехсот метров.

«Тридцатьчетверки», стреляя из пушек и пулеметов, уже приближались к гребню траншеи. Навстречу торопливо и звонко хлопали приземистые 75-миллиметровки. Обычно они попадали в цель и за километр, но артподготовка сыграла свою роль. Оглушенные артиллеристы, лихорадочно посылая снаряд за снарядом, нервничали и мазали.

Некоторые расчеты, не пришедшие в себя, контуженные, копошились слишком медленно. С десяток танков, в том числе легкие Т-70, уже достигли траншеи, давили пушки, пулеметные гнезда, расстреливая бегущих солдат противника.

Но стремительный рывок батальону, опередившему на своем участке другие подразделения, обошелся дорого. Чистяков не видел, сколько подбитых танков осталось позади, но близ траншей дымила «тридцатьчетверка» и горели два легких Т-70.

Еще одна «тридцатьчетверка» подорвалась на мине. Экипаж оказался в ловушке. Оставлять машину танкисты не имели права, так как было исправно вооружение. Но застрявшая в сотне метров от траншеи машина, с разбитым ведущим колесом и оборванной гусеницей, была обречена.

«Тридцатьчетверка», вращая башней, непрерывно стреляла из пушки и обоих пулеметов. Соседние машины пытались помочь, разнесли прямым попаданием 75-миллиметровку, отгоняли пулеметными очередями гранатометчиков.

Огнеметный танк выпустил хлопками два заряда горящей смеси. Повернул башню, чтобы добавить, но взрыв вражеского снаряда встряхнул его, а следующее попадание превратило машину с ее объемистым резервуаром огнесмеси в пылающий клубок.

Одновременно стали взрываться снаряды (огнеметный танк имел и пушку), разламывая корпус, сковырнул набок башню. Один из снарядов, описав дугу, ударил в борт самоходки Чистякова. Взорвался, но броню не пробил, лишь снова встряхнул машину.

Механик обреченной «тридцатьчетверки» под прикрытием огненной завесы и взрывающихся снарядов дал полный газ. Юзом, вращаясь вокруг собственного корпуса, преодолел несколько метров и завалился в глубокую воронку. Машина опрокинулась набок, из люков с трудом выбирались танкисты.

Самоходка Чистякова перевалила через траншею. Впереди торчал приземистый дот.

– Дави! – кричал Коля Серов.

– Гусеницы порвем! – еще громче выкрикивал снизу Тимофей Лученок.

– Гусеницы… твою мать. Сейчас нас самих порвут.

Дот торчал из земли на метр с небольшим, а нижний угол склонения гаубицы был всего минус два градуса. Мертвая зона. И все же Чистяков, оттолкнув наводчика, выстрелил.

Снаряд прошел над плоской крышей дота, но струя пламени из ствола тяжелой гаубицы хлестнула, как из огнемета. Пучок огня на излете обдал жаром амбразуру, из которой торчала легкая «пятидесятимиллиметровка».

Артиллеристов, видимо, припекло. Пальнули они наугад, но дот следовало добить. Мелкая противотанковая пушка, слабоватая против тяжелых танков и самоходок, комплектовалась усиленными бронебойными снарядами, с приварными разрывными головками.

Эти небольшие снаряды, размером со школьный пенал, пробивая броню, давали при взрыве огромную температуру, мгновенно воспламеняющую солярку и все, что могло гореть. Но в ста шагах разворачивала «гадючий» набалдашник «семидесятипятка», которая была еще более опасной.

Экипаж действовал слаженно – двойная опасность подгоняла людей. Лученок, дав полный газ, проскочил мимо дота и продолжал гнать, стремясь зайти к «семидесятипятке» с фланга. Угла разворота немецким артиллеристам не хватало. Они быстро ворочали свою компактную «гадюку», готовясь с ходу всадить снаряд в русскую самоходку.

Прицелы гаубицы и тонкой змеиной головы «семидесятипятки» уже скрещивались, но за счет быстрой скорости, которую развил Лученок, у Чистякова имелись в запасе несколько секунд. Фугасный снаряд взорвался в паре метров от колеса. Взрыв перевернул, отбросил в сторону пушку, разметал расчет. Двойной щит разодрало и согнуло диковинными лепестками.

– Так их, блядей! – кричал Вася Манихин.

Когда прорывались сквозь вал заградительного огня, он в очередной раз пожалел, что судьба занесла его в эту железную коробку. Гроб на пятерых! Но они сумели уйти от тяжелых снарядов и вдребезги разнести «гадюку». Где тут еще гады прячутся? Сейчас разберемся. Он с легкостью выбросил через люк воняющую тухлым яйцом гильзу и забил новый заряд.