Юрий Гайдук - Штрафбат. Закарпатский гамбит

– Не, – качнул головой Шайтан. – По тюку добра – и ноги, это удел лапотника, а нам с тобой надо под банду косить.

– Так что же?..

– Правильно, – опередил его Шайтан, – всё верно. Снаряжай Юрасова за машиной, а мы с тобой здесь подберем кое-что для шикарной жизни.

– Водку да махры не забыть бы, – пробурчал Крест, понимая в то же время, насколько прав Халмуратов. Умен, чертила, умен. Оттого, видать, у него и погоняло знатное – Шайтан. Авторитет еще в своей Казани поимел.

Он направился было к двери, как вдруг услышал невнятный шорох за перегородкой, которая разделяла непомерно растянутый прилавок от той части магазина, где толпились покупатели. И замер с брючатами в руках. Где-то далеко в подсознании проснулся еще довоенной клёпки медвежатник Крест, не имевший на своей совести ни одной мокрухи, уже просчитывал варианты отхода, хотя и понимал, что самое простое – это завалить прятавшегося за прилавком человека.

И потому, как он окликнул Халмуратова не по имени, а по кличке, тот мгновенно затих в своем углу и только спустя секунду-другую почти выдавил из себя:

– Ну?

– Слышал?

Халмуратов насторожился.

– Чего?

– Там… за прилавком.

– Ну?

– Шорох какой-то и, кажется, шепот.

– Мать бы твою в Креста! – выплеснул свой страх Шайтан. – Если кажется, молись. А твои шорохи… Мыши это да крысы! Врубаешься? Обычные крысы, которым мы с тобой весь кайф поломали. – И почти рявкнул на Креста, чего с ним никогда не случалось: – Зови машина!

– «Машина», мать бы твою… – пробурчал Крест и, опасливо покосившись на дверь в подсобку, направился к выходу.

– Ну? – бросился к нему Пикадор. – Есть что-нибудь?

– Навалом. Гони люльку [6] , – еще не оклемавшись до конца от того состояния, которое заставило его войти в стопор, постарался ухмыльнуться Крест.

Проводив взглядом метнувшегося в темноту Юрасова, он вновь перешагнул порог магазина и уже помимо своей воли покосился на тот прилавок перед дверью в подсобное помещение, откуда ему послышался невнятный шорох и, кажется даже, приглушенный шепот затаившихся там людей.

Прежде чем залететь на тюремную иконку, он не один год работал фомкой и гусиной лапкой, взламывая сейфы, причем порой в таких подвалах, где от крыс отбою не было, и прекрасно помнил, как шуршат мыши да скребутся крысы. За то, что услышанный им шорох не был похож ни на то, ни на другое, он мог отдать свой собственный зуб под заклад.

Чтобы не искушать лишний раз судьбу, он шнурком прошмыгнул мимо прилавка, за которым просматривалась дверь в подсобку, и негромко спросил:

– С чего грузиться начнем?

– С барахлишка да лопарей [7] , – отозвался Шайтан.

– А лопари-то нам зачем?

– При случае можно будет выменять у лапотников на жратву или самогон.

Когда задний борт полуторки закрыл собой дверной проем, они наспех загрузили всё, что домовитый Шайтан посчитал нужным, включая ящик хозяйственного мыла, соль, спички и ящик свечей. Пошарив напоследок по прилавкам, прихватили с собой килограмм пять свалявшихся леденцов, махорку и всю водку, что стояла в ящиках под прилавком.

– Всё, отбой! – скомандовал Бокша. – Нам еще всё это добро придется на себе в лес тащить.

– Своя ноша не тянет, – пробурчал было Пикадор, шаря руками под прилавками, но Бокша только рявкнул привычное «Ша!» – и мягко заурчавшая полуторка всё также с погашенными фарами выкатила на шоссе.

Проскочив спящий Ракотин, они свернули с большака на заброшенную грунтовку, врезавшуюся в лес, и, продравшись по ухабам еще километра три, остановились.

Разминая ноги, из кабинки выбрался Бокша, заглянул в кузов:

– Ну, как вы тут?

– Было бы еще лучшее, если б ты разрешил бутылец-другой по кругу пустить, – с явной надеждой на «понимание» командира пробурчал Волк. – А то ведь даже жратва без грева глотку дерет.

– Погодь маленько, – обнадежил его Андрей. – Разгрузимся, перетащим барахлишко с едой на базу, а там уж и погреться не грешно будет.

– Да ты чего, командир! – попробовал было взять на оттяжку [8] Волк. – Мы ж так и копыта протянуть могём.

– Всё, ша! – осадил его Боцман. – Хватит базар-вокзал разводить, мы здесь не в поддавки играем.

Когда выгрузили на землю всё, что только могли увезти с собой, в том числе мешки с новеньким солдатским обмундированием, которое везли куда-то хозяйственники, Мося посчитал нужным спросить:

– А как же наша тачка, командир? Ведь то, что ее отыщут здесь, – это как дважды два – четыре. И уже начнут и лес прочесывать…

– А кто тебе сказал, что мы оставим ее здесь? – пробурчал Бокша, понимая, насколько прав Мося. – Серега отгонит ее к тому мосту, где мы воду брали, и запустит ее туда, где поглубже будет. Вода сейчас большая, мутная, так что пока ее кто-нибудь разглядит посреди речушки, мы можем жить спокойно.

Разводить далее базар-вокзал не имело смысла, и они, загрузившись тем, что было необходимо в первую очередь, углубились в лес по маршруту, который незадолго до этого Бокша прошел вместе с Тукалиным.

Уже поздним вечером, когда перетащили на базу до последнего килограмма крупы и лесистые склоны гор как бы растворились в сгустившейся темноте, Бокша дал команду готовить ужин.

– Царский ужин, – добавил он, зная, что именно ждет от него уставшая до чертиков братва. И в то же время он прекрасно осознавал, что в их положении нельзя расслабляться ни на секунду. Случись вдруг непредвиденный облом по пьяни, тот же генерал Карпухин не простит им подобного разгильдяйства, и за всё вкупе придется отвечать по полной программе. – Значит так, три пузыря по кругу, и более ни капли. Надеюсь, всем все понятно?

– Командир… – заканючил Волк, – ну хотя бы еще один пузырек добавь.

– Прокурор добавит, – буркнул Крест, которому не единожды приходилось осаживать Жильцова, не знавшего в питие меры.

– Господь с тобой, Иван! Накаркаешь еще.

– Ну, а чтобы он не накаркал случаем, – хмыкнул Бокша, – три по кругу, и ни капли больше.

Снарядив Писку и Пикадора готовить пшенную кашу, Бокша кивнул Кресту пройтись с ним по периметру базы из трех схронов, надежно скроенных закарпатскими партизанами, и когда они уже возвращались на огонек костра, над которым уже доходила до кондиции дурманяще пахнущая каша, густо заправленная американской тушенкой, Крест наконец-то решился сказать командиру то, что тревожило едва ли не целый день:

– Слушай, Андрей, а ведь мы, кажись, наследили малость.

– Ни хрена себе малость, – усмехнулся Бокша. – Побег из тюрьмы, гоп-стоп на большаке, за что уже по военному времени всем нам расстрел светит, да еще в придачу этот магазин в деревне. И ежели всё это по совокупности свести в единый наговор…

Он негромко выругался, споткнувшись о корягу, и так же негромко закончил: