Юрий Гайдук - Штрафбат. Закарпатский гамбит

В лучшем случае десять лет колымских лагерей, после которых он уже никогда не станет нормальным мужиком и человеком.

И тут же предложил свой вариант «реабилитации» в новой для Дороша жизни. Грамотно продуманная бражка, которую, мол, даже бандой нельзя будет назвать, но которая будет работать под прикрытием влиятельного человека из мукачевской милиции.

После недолгого раздумья Дорош дал согласие на предложение Мазура, тем более что кое-какой опыт «паханства» у него был – взводный командир стрелковой роты в венгерской армии. Насчет сбыта награбленного также не стоило беспокоиться – буквально всё, барахло, рыжевьё, антиквариат и камушки скупал всё тот же Ян Мазур, правда, с оговоренной заранее пятидесятипроцентной скидкой.

– А ему-то зачем столько этого дерьма? – удивился Карпухин.

Губы Дороша скривились в некоем подобии жалкой улыбки, однако он понимал, что, сказавши в этом кабинете «а», надо будет говорить и «б», и как бы умоляя генерала пощадить его самого в обмен на показания государственной важности, с доверительной ноткой в голосе произнес:

– Я, конечно, в точности сказанного поклясться не смогу, но насколько мне известно, он всё это скупал не для себя.

– Даже так? – удивился Карпухин. – В таком случае для кого же?

– Да как вам сказать? – замялся Дорош. – Тому информатору, конечно, можно верить и не верить, но он клялся и божился, будто Мазур является хранителем общака, над котором трясется, как курица над цыплятами.

– Что, хранитель воровского общака?! – удивился Карпухин.

– Не! Вы меня не поняли, – заторопился Дорош. – Мазур не имеет к ворам никакого отношения, он даже как бы брезгует ими, а вот что касается националистического подполья…

Всё что угодно мог ожидать Степан Васильевич Карпухин, но только не подобного признания, и оттого, видимо, он не смог сдержать удивления:

– Что, Мазур является хранителем общака мукачевских националистов?

По глазам Дороша было видно, что он доволен произведенным эффектом на советского генерала, от которого теперь зависела его дальнейшая судьба, и он продолжал наращивать «баллы», которые зачтутся ему при оглашении приговора:

– Думаю, что не только мукачевских, но и ваших, ужгородских.

Это уже была более чем ценная информация и тот самый момент, когда можно было задать тот самый главный вопрос, ради которого генерал Карпухин вел этот допрос:

– «Михай»! Что тебе известно про него?

Вопрос был поставлен в лобовую, Карпухин ожидал столь же четкого ответа, однако Дорош молчал, выдавливая на лице виноватую улыбку, и уже по одному этому можно было догадаться, что ни о каком «Михае» он никогда не слышал, хотя, казалось бы…

И еще раз генерал Карпухин мог убедиться в том, насколько глубоко законспирирован мукачевский резидент Вербовщика и насколько он важен в этом регионе для американской разведки. И судя по тому, насколько глубоко он законспирирован, ставка на него как на резидента делалась большая.

«Союзнички! Мать бы их в тушенку!» – выругался Карпухин, у которого второй фронт вызывал изматывающую изжогу, и еще раз пристально-испытующим взглядом прошелся по лицу Дороша.

– И все-таки постарайся вспомнить «Михая».

И снова Дорош скривился в вымученной виноватой улыбке:

– Нет, не знаю. Поверьте! – И тут же срывающимся голосом: – Мне жить хочется, поверьте… И если бы я знал, я бы сразу вам всё рассказал.

Спрашивать далее о «Михае» не имело смысла, тем более что Дорош мог в любой момент закрыться в своей скорлупке, и Карпухин вполне миролюбиво произнес:

– Хорошо, допустим, относительно «Михая» я тебе поверю, однако никогда не поверю тому, что ты никого не знаешь из ближайшего окружения твоего друга Мазура.

– Это что, тех, кто завязан с ним на подполье? – моментально просек Дорош, которому важно было реабилитироваться перед генералом за «прокол» с каким-то «Михаем».

Карпухин утвердительно кивнул головой.

– Да, в первую очередь это националистическое подполье, но и не только.

– Так человек десять я вам сразу назову, – как бы даже повеселел Дорош, – а остальных надо будет вспомнить.

– Хорошо, очень хорошо, – пробормотал Карпухин, мысленно поздравляя группу Андрея Бокши со столь удачным «языком». Однако ни с Бокши, ни тем более с генерала Карпухина никто не снимал ответственности за разработку и дальнейшее проведение операции «Закарпатский гамбит», и Карпухин вынужден был вернуться к вопросу, который на данный момент волновал его более всего: – Хорошо, но вернемся к этой теме чуть позже, а сейчас… В Мукачево, да, пожалуй, и в Севлюше есть бандгруппы, на которые могло бы опираться националистическое подполье Закарпатья?

Задавая этот вопрос, он надеялся в глубине души на нужный ему ответ, и он получил его.

– Бандгруппы? – уточнил Дорош и тут же отрицательно мотнул головой: – Нет!

– Ты хорошо продумал свой ответ?

– А откуда им взяться? – удивился Дорош. – После того, как прошла недавняя зачистка…

Он хотел сказать, что теперь даже бабы с детьми не боятся в лес ходить, однако что-то заставило его замолчать, и он негромко произнес:

– Хотя прошу прошения… Есть одна банда, да вот только где она окопалась, не знаю.

– И что за банда такая? – «заинтересовался» Карпухин, хотя уже знал, кого именно «сдаст» Дорош.

– Точно, конечно, сказать не могу, – замялся Дорош, – но в городе слушок пошел, будто это те самые дезертиры из уголовников, которые ужгородскую тюрьму догола раздели.

«Выходит, хорошо зацепились», – порадовался за себя и за Бокшу Карпухин, однако вслух спросил:

– А почему ты думаешь, что этими бандитами может заинтересоваться националистическое подполье?

– Так здесь и думать нечего, – пожал плечами Дорош, – насчет этих выродков у меня сам Мазур совета спрашивал, да и капитан Гладкий ими заинтересовался.

Это уже было более чем интересно, и Степан Васильевич вдруг почувствовал, как в висках отдалось нарастающим звоном.

– Гладкий – это тот самый милиционер, который прикрывал вас по линии уголовного розыска?

– Да! Да-да, тот самый!

– Ну а Мазур… Он-то что хотел узнать?

– Интересовался, можно ли верить тем слухам, что в народе болтают, да еще попросил, чтобы я или мои люди самолично прощупали этих выродков.

– И что? – насторожился Карпухин.

– Самые настоящие бандиты и головорезы, – безапелляционно заявил Дорош. – И я еще удивляюсь Советской власти, которая дала им оружие в руки.