Сергей Тютюнник - Непримиримые (сборник)

Он идет из Владикавказа, как Наполеон из Москвы. За его спиной занимается пожар междоусобной войны. Чихория этого не знает. Георгий прокручивает в памяти разговор с отцом, думает о деньгах и представляет, как жена Майя сейчас нажарит картошки и они, несмотря на все сложности бытия, весело съедят ее с котлетами и солеными помидорами. Холодный октябрьский ветер треплет полу его офицерской шинели. Над головой Георгия, в чернильной вышине, ползут грязные матрасы облаков. Они закрывают луну и звезды. Моросит дождь.

Чихория из-за темноты и увлеченности своими мыслями не видит притаившихся в придорожном кустарнике молодых людей. Им от пятнадцати до восемнадцати лет. Их шестеро. Они из соседнего поселка, населенного преимущественно ингушами. Все следят за Георгием и даже во тьме узнают в нем офицера. У Чихории резкая отмашка левой рукой и четкий строевой шаг. Щебень ритмично шуршит под его ногами.

Шестеро юнцов вырываются из укрытия и атакуют ночного пешехода. Они набрасываются на него молча, как голодные волки в зимней степи. Чихория, услышав топот дюжины молодых ног, едва успевает обернуться и поставить на обочину авоську с продуктами, чтобы отбить первый удар. Но ударов много. Георгий поначалу не чувствует боли, отмахивается руками и ногами. Жесткая шинель, как железная труба, сковывает его движения. Чихорию окружают, бьют сзади. У Георгия вспыхивают перед глазами звезды. Он падает. Его месят ногами и топчут. Тело его безжизненно вздрагивает от ударов.

– Шакал! – устало и зло говорит кто-то из юнцов и сплевывает на поверженного в грязь офицера густым кровавым плевком.

Вслед за ним по очереди сплевывают на Чихорию все нападавшие, затем подходят к авоське, пинают ее ногами, слышат звон, достают банки и бьют их об асфальт. Завершив свою трудную работу, юные победители растворяются в темноте.

Чихория долго лежит без сознания. Потом выныривает из обморока. Прислушивается к голосам своего измочаленного тела.

Это гул гибнущего Вавилона. «Подъем!» – лениво командует себе Георгий и начинает медленно, по частям, сгруппировывать свой рассыпанный организм, словно детский конструктор. Встает, пошатываясь. Ищет сбитую в бою фуражку. Натыкается на разбитые хрустящие осколки стекла и раздавленные грязными молодыми копытами котлеты. Скрипит зубами. Кровь начинает бурлить в его помятом теле. Взгляд мутнеет от наплывших слез. Находит фуражку, липкую от грязи. Оглядывается вокруг, пытаясь определить, где находится и куда идти дальше, и медленно, с клокочущим сердцем под заплеванной шинелью, хромает к военному городку, который тускло светится впереди. Внутри Георгия разливается желчь мести.

Чихория бредет в медицинский батальон. Солдат на контрольно-пропускном пункте долгим взглядом провожает измазанного грязью и кровью офицера, не спросив документы и цель прибытия. Дежурная молоденькая медсестра вскакивает из-за стола:

– Божечки, что с вами?! Подождите минуточку, я сейчас врача позову, – и вылетает в коридор. Георгий стоит посреди кабинета, стараясь расстегнуть пуговицы шинели непослушными разбитыми руками. Они трясутся, искромсанная кожа воспламеняется. У Чихории горит лицо, огонь злобы бушует в голове, обида сдавливает горло. Он ищет зеркало и находит его за спиной, возле двери.

Свое отражение не кажется ему таким жутким, как он предполагал после удивленных взглядов солдата с КПП и дежурной медсестры. Конечно, шинель и фуражка безнадежно грязные. Ссадины на щеках и скулах, засохшая кровь под носом, опухшая верхняя губа… Завтра все это будет выглядеть страшнее.

Георгий обнажает зубы. Зубы, красивые и белые, пока не выдают привычку хозяина к курению. Чихория без страха открывает ими бутылки. Но внутренняя часть одного коренного зуба откололась от удара, и язык теперь цепляется за острый край скола.

Тонкий, с горбинкой, унаследованный от отца грузинский нос чуть сдвинут со своей оси. Георгий ощупывает двумя пальцами хрящи. Похрустывает. Ясно – сломали. Но, в общем, лицо не изуродовано. Все раны в конце концов сойдут. А что нос кривой – так с лица воду не пить. И без кривизны нос выдавал национальное происхождение своего хозяина. «Чего стыдиться? – думает Чихория. – Кривой нос, как и шрамы, украшают мужчину…»

– Ну, где тут раненый? – с шумом распахнув дверь, в приемный покой врывается дежурный врач в белом халате, за ним – медсестра.

Георгий оборачивается. Коренастый, с широкими азиатскими скулами и сросшимися бровями, врач оглядывает Чихорию с головы до ног.

– Что случилось? – Он держит руки в карманах халата.

– Из города возвращался. Пацаны лет семнадцати, с ингушского поселка, толпой налетели. Недалеко отсюда – в «мертвой зоне».

– Просто так, ни за что?

– Просто так.

– Вот сволочи! Пора этих ингушских сопляков стрелять. Как считаешь?..

Георгий молчит. Злоба и обида есть, но стрелять Чихории не хочется. Эти пацаны одинаковы и у ингушей, и у осетин, и у русских, думает он.

– Раздевайся, и в процедурную! – приказывает врач и поворачивается к сестре: – Помоги ему.

Георгий снимает шинель. Левой рукой двигать больно, в боку что-то колет, он осторожничает.

– У вас тут кровь и проволока торчит какая-то, – девушка трогает пальцами продырявленную ткань. – Раздевайтесь полностью до пояса…

– Заостренная велосипедная спица, – врач говорит резко и громко. – Видно, воткнули сзади, прокололи шинель и китель, мышцу спины пробили, а затем вытащить не смогли и сломали. Или ты сам крутанулся в момент удара и сломал. Может быть заражение. – Кисти у врача волосатые, пальцы короткие и сильные.

По коже Георгия бегут мурашки. Сидеть голому до пояса в процедурной холодно. Октябрь заканчивается, но отопительный сезон еще не начался.

– Могли убить, сволочи. Я этих ингушат знаю еще по Казахстану, – декламирует врач. – Такой спицей человека запросто насквозь можно прошить. Моя бы воля, ввел бы вооруженное патрулирование и разрешил бы расстреливать на месте таких гадов. Как считаешь?

Георгий молчит, щупая языком острый край разбитого зуба. Он думает подговорить офицеров и устроить засаду на обидчиков.

Лучше брать их на «живца»: кто-то один гуляет в «мертвой зоне» и вызывает огонь на себя. А затем, когда нарисуются ингушские дьяволята, появится и «летучий офицерский отряд». Дело верное.

– Ты уже четвертый за эту неделю, – продолжает говорить врач. – Налетают толпой и бьют просто так: то ли для забавы, то ли чтоб унизить офицера. При этом ничего не забирают – ни денег, ни документов. Может, оружие хотят заполучить?.. У тебя все в целости? Проверял?

– Проверял. – Георгий поеживается. – Ничего не взяли. Жалко только сумку с продуктами. Родители кое-какую провизию передали. А то жить не на что. Не платят третий месяц.