Анджей Мулярчик - Катынь. Post mortem

Он тронул извозчика за плечо. Пролетка остановилась. Ярослав сошел и подождал, пока она не скроется за поворотом. Ярослав зашагал по пустой улице. Поля шляпы защищали лицо от дождя. Он был одет в габардиновый плащ и черные ботинки, которые ему были слегка малы. Перед выходом он размышлял, не следует ли ему надеть военную форму: с одной стороны, она давала ощущение безопасности, ибо человека в мундире полковника ни один патруль не остановит для проверки, однако верх взяло опасение, что на мундир может плохо прореагировать тот, кто должен стать его проводником.

Уже почти дойдя до Сенной, 16, Ярослав остановился под фонарем, чтобы проверить время: на часах было без пяти девять. Ярослав стоял возле тяжелой двери в намокшей обветшалой стене. Он уже был готов постучать – три коротких удара, пауза и еще два, – но тут неожиданно послышалось тарахтение машины. Ярослав заметил свет автомобильных фар, осветивших улицу за углом. Машина проехала мимо, и улица вновь погрузилась в сырую темноту. В этой части город выглядел совсем обезлюдевшим.

Ярослав постучал. Ждать пришлось добрую минуту, прежде чем дверь приоткрылась. Перед ним стоял человек высокий и худой как жердь, в старом фартуке, поверх которого был наброшен потертый меховой жилет. Он смотрел на Ярослава сквозь очки с очень толстыми, как дно бутылки, стеклами. Все совпадало: именно таким описывал профессор Фридман своего ассистента.

– Я от профессора.

Ассистент кивнул головой, закрыл дверь и задвинул засов. Он первым направился в сторону коридора с арочным потолком, а шедший за ним Ярослав с удивлением заметил, что у него, как у паломника, на ногах сандалии. Он вел его под сводами, которые освещались слабыми лампочками. В этом желтом свете толстые стены выглядели словно поросшие мхом.

– Приготовьтесь к самому худшему, – бросил ассистент, не оборачиваясь.

– Что нам угрожает? – Ярослав не знал, что значило это предостережение.

– У вас есть носовой платок? – спросил ассистент. Он обернулся и подождал, пока Ярослав не достал из кармана платок. Тогда он вынул из кармана фартука маленькую бутылочку, вытащил пробку. – Аммиак. – Ассистент велел развернуть платок и накапал в него несколько капель. – Легче выдержать. Только вот глаза могут слезиться. Но лучше не видеть, чем ощущать этот яд! Этого никакой нормальный человек вынести не может.

Он вынул из кармана жилета фланелевую маску на резинке и надел на лицо. И опять пошел впереди.

Они шли вдоль стеллажей, на которых лежали стопки дел. От них исходил запах плесени и влажного тряпья. Вот, значит, каков запах истории людей и домов, которую хранят эти дела? Ярослав в желтоватом свете скользил взглядом по корешкам оправленных в мраморную бумагу папок, скоросшивателей, книг. Они сворачивали в новые лабиринты. В какой-то момент ассистент поправил маску на лице, указал Ярославу на стеллаж в глубине и осветил его лампой на длинном шнуре, которую держал в руке. Ярослав почувствовал, как подкатывает тошнота. С той стороны пришла волна трупного запаха. Он быстро прижал носовой платок к носу. Аммиак перекрыл ему дыхание, защекотал в носу и выжал слезы.

Ассистент передал ему лампу и велел направить ее свет в самый угол этой ниши. Он подошел к полкам, отодвинул несколько больших папок с переплетом из мраморной бумаги, которая теперь из-за влажности выглядела как несвежее мясо, и полез в самую глубь полки. Он сбросил с ног сандалии, стопами в толстых носках из овечьей шерсти он опирался о нижние полки. Когда он вот так нырял под потолком, его спина в жилете была напряжена, как тетива. Он старался достать что-то, что было спрятано за рядами старых документов. Он постанывал от усилий. В какой-то момент он застыл неподвижно, после чего спрыгнул на пол и быстро всунул ноги в сандалии. Что-то заставило его забеспокоиться.

В глубине раздался треск выламываемых дверей, потом лай собаки и голос, отдающий приказы. Лай собаки приближался. Когда пес ткнулся в его колени, Ярослав понял, что он шел не по его следу, а на запах смерти, которым были пропитаны эти спрятанные в глубине документы…

– Руки вверх! – Несмотря на то что в лабиринте архива горели лампочки, кто-то слепил его светом фонарика.

Ярослав поднял руки. В одной из них был зажат носовой платок. Рядом стоял ассистент, его вытянутые вверх руки почти касались свода коридора.

– Добрый вечер, господин полковник Селим. – Следователь выключил фонарик, и тогда Ярослав увидел лицо человека, который разглядывал его, как командир разглядывает пойманного на дезертирстве солдата.

– Вы меня знаете?

Следователь подошел ближе, фонариком поднял вверх подбородок Ярослава и произнес сквозь стиснутые зубы:

– Я знаю всех врагов народной власти. Я знаю даже Господа Бога.

– А вы знаете, что незаконно задержали офицера Войска польского? – Он попытался достать из кармана документы, но тут двое людей бросились на него, пригнули к полу и заставили встать на колени. С полок, задетых во время этой борьбы, на плечи Ярослава посыпались толстые тома, прошитые бечевой дела, скрепленные металлическими скобками папки. Все это падало на него и засыпало, как на похоронах земля засыпает гроб.

– Больше тебе из этого не выбраться, – сказал Третий.

Заваленный делами, стоя в плаще на коленях, Ярослав искоса наблюдал, как овчарку притягивает трупный запах, как пес обнюхивает воздух в том месте, где ассистент начинал было искать спрятанные папки и конверты. Они уже виднелись в верхней нише, и Ярослав, по-прежнему стоя на коленях, увидел, как посыпались из одного из конвертов предметы: часы на сгнившем кожаном ремешке, пуговицы от мундира, корочки офицерского удостоверения и какие-то снимки с надписями. Реквизиты чьей-то жизни. Он видел их краешком глаза, стоя на коленях, но тут же они пропали из поля его зрения, ибо какой-то тип в гражданском сгреб их ботинком в кучу, а потом надел перчатки и побросал все это в джутовый мешок, подставленный другим гэбистом.

– Ищи, Аза, ищи. – Следователь науськивал овчарку, указывая на очередные полки. Но пес все время возвращался к джутовому мешку, который был уже наполовину заполнен.

– Ведь то, что ты искал, у тебя уже есть, – сказал Третий, поднимая Ярослава с колен за воротник плаща.

Когда его вели по лабиринтам архива, Ярослав подумал, что никогда теперь не узнает, насколько он был близок к той находке, на которую так рассчитывала Анна.

Как только часы в гостиной пробили девять, Анна начала вести себя как пассажир на перроне, ожидающий поезда, который опаздывает. Она не могла усидеть на месте. Ее все раздражало: и радио, восхвалявшее народную власть и защитника мира Иосифа Сталина, и бормотание Буси, которая раскладывала свои пасьянсы на возвращение Анджея. Даже то, что Ника, готовясь к экзаменам на аттестат зрелости, вслух повторяла тему позитивизма в литературе. Анна хотела остаться одна. Она стояла у окна и смотрела на мокрую от дождя улицу.