Федор Залата - Он сделал все, что мог

Когда Мамочкин скрылся в темноте, Роман замедлил движение. Со стороны наших позиций изредка вслепую пускали пулеметные очереди — трассирующие пули голубыми осами прошивали нейтралку. «Молодцы, — подумал Роман, — не спят». Внезапно рядом оказался Фишер. Какого лешего его сюда понесло? Взял его под наблюдение после разговора с Вербицким?

— Вперед!

— Подождите, господин майор. По-моему, тут скоро должна быть русская минная полоса. Осторожно. — Надо было как-то задержать Фишера и дать Мамочкину возможность уползти как можно дальше. — И вы меня сбили со счета.

По надрывному посапыванию было слышно, как их обгоняют слева. Ракета. Ох как долго она горит. И свет ярче летнего солнца. Не заметят ли, что Сережа оторвался?..

Сделали еще пять или шесть бросков, и чей-то миноискатель зазуммерил — добрались. Воронка рядом.

— Прячься в воронки. Здесь подождем, — распорядился Фишер.

Умолкли пулеметы, стало до глухоты тихо. Не слышно и шороха ползущих — началось разминирование. И вдруг совсем неподалеку бабахнуло — похоже, взорвалась противопехотная. Напоролся все же кто-то. По всей линии обороны наших застрочили пулеметы, автоматы, закрякали ротные минометы. Взрывы буквально обложили воронку, осколки наперехлест прошуршали над ней. С немецкой стороны ударили пушки, полковые минометы, в черном небе загорелась зеленая ракета — отходи назад!

Огневая дуэль продолжалась недолго. Вскоре, сопя, кто-то прополз рядом с воронкой, потом еще и еще — уцелели. Подождав, пока растаяла белая ракета, Фишер и Козорог выскочили из воронки и поползли. Теперь впереди был Фишер, и Роман едва поспевал за ним. Где-то справа в смоляной темноте кто-то застонал. Затем послышались приглушенные слова: «Братцы, помогите!»

— Айн момент, — сказал Фишер и пополз в сторону. Вот этого Роман не ждал от гитлеровца: пополз помочь русскому!

Снова ракета — замри. Рассыпалась. И стон прекратился. Роман услышал, что Фишер опять ползет впереди. Тащит на себе раненого?.. Кого? Возможно, Сережу?.. Нет, Сережа впереди был. Напрягся и догнал немца. Ползет один. А тот как же? Вспыхнула ракета. Они лежали почти нос к носу. Роману была видна плывущая в зрачках Фишера ракета.

— Что там? — спросил Роман.

— Его могли бы взять русские, — объяснил Фишер, пряча нож.

Свеча угасла. У Козорога за поясом тоже был, нож, и его прожег порыв… Но нет, не затем он здесь, чтобы прикончить одного паршивого фрица. Не будет этого — будет другой. Да и кого он там прикончил, может, нашего же оголтелого врага.

Совсем рядом квакнула запоздавшая мина, и Фишер громко застонал. «Черт с тобой, подыхай!» — подумал было Роман и пополз дальше, но тут же повернул обратно.

Фишер лежал на животе и загребал руками мокрый торфяник.

— Что с вами?

— Шайземенш, — выругался немец. — Помоги, рука…

— Ноги целы? Можете двигаться, господин майор? Обхватите руками мою шею и помогайте ногами. Да вот так, вот так… Все будет хорошо, господин майор.

В лагерь возвратились на следующий день вечером. Роман ждал наказания за то, что его взвод не справился с поставленной задачей, в результате чего троих потеряли, а главное — получил ранение майор Фишер. Лыньков поглядывал на него зверем, но пока сдерживался… Ранение Фишера было легкое: осколок лишь распорол кожу на левой лопатке, ему там же, на передовой, ее заштопали, наложили повязку. Казалось, он даже бравировал своим ранением.

Плохо спал Козорог в эту ночь, все думал и о том, что его взводу не удалось незаметно разминировать минную полосу наших, (в результате чего Фишер получил ранение, и как это теперь для него обернется, и о Сереже Мамочкине — неужели погиб?.. Потеряли троих: одного прикончил Фишер, второй взорвался на мине, третий — Сережа — либо сейчас он уже у наших, либо тоже погиб в огненной кутерьме. Все могло случиться. Иногда Козорог все же накоротко засыпал, и тогда начинали плестись всяческие кошмары, которые только еще больше взвинчивали нервы. Приплелся и его земляк Никон Покрышка: «Что ты мне шьешь, что шьешь?.. Ты мне вышку шьешь!..»

…Гораздо позже будет установлено, что примерно в то же время, когда Роман Козорог достиг первого звена поставленной перед ним чрезвычайно важной задачи, кривая линия его земляка Никона Покрышки сделала первый зигзаг в его сторону: проявив опять трусость, Покрышка дезертировал, был пойман, предстал таки перед военным трибуналом и попал в штрафную роту.

Утром Козорога вызвали к Фишеру. Фишер сидел за накрытым на двоих столом, с подвязанной рукой, бледный от потери крови, в петличке мундира уже вшита ленточка о ранении. Указав на свободный стул, спросил, что будет пить Роман: шнапс, вино? Козорог ответил, что по-солдатски предпочитает шнапс. Фишер поднял пластмассовый стаканчик и сказал:

— Большой спасибо, господин Козорог. Пью… как это, как это… ваше здоровье был и счастливый жизнь потом. Мы послаль рапорт командованию «Центр» о большой награде. Не генераль Власов, группы «Центр», о вас будет знать вся немецкая армия.

Козорог поблагодарил, сказал, что то был лишь его солдатский долг, и в свою очередь предложил выпить за храбрость господина майора.

— И еще хочу вас поздравить, господин Козорог, с повышением. Вы теперь будет работаль моим помощником.

— Весьма тронут вашим доверием, господин майор, но не знаю, справлюсь ли. Мое дело выполнять приказы.

— Все будет корошо, господин Козорог, все будет корошо. С повышением.

— Спасибо, господин майор. И я вам еще очень благодарен за то, что вы разыскали мою семью. Нельзя ли навестить ее хоть на денек?

— Очень жаль, но сейчас невозможно: у нас скоро будет много-много работа. Вы написаль, а мы быстро-быстро наша почта.

— Написать-то можно, но… — Козорог усмехнулся. — Природа требует своего, господин майор. По ночам всякая чертовщина лезет в голову. — Он помнил о разговоре с Ковзанем и решил себя на всякий случай заблокировать, если действительно придут к нему «на свидание».

— О, господин Козорог, мы это понималь, потому и разрешиль… Как это, как это… приходиль сюда девочка.

— Придется воспользоваться, ничего не поделаешь, — опять засмеялся Козорог. — Но, господин майор, я вас умоляю, не дай бог узнает об этом моя жена.

— Не надо волновайся, господин Козорог. Все мы, мужчины… как это, как это по русски… в гречку скок.

— Что да, то да. По-русски еще так говорят: скачи в гречку сколько угодно, но только чтобы зад не було видно. Вы уже устали, господин майор?.. Вижу по лицу. Спасибо за угощение, за вашу заботу, за доверие. Разрешите быть свободным?

— Пошель.

Четвертые сутки Гриша Ковзань бродил по лесам и болотам. Казалось, что он тут бродит всю жизнь и никогда не выберется из этой пропахшей прелью и гнилью глухомани. Иногда все же попадались деревушки, но заходить в них было опасно. Однажды поутру он совсем было уже намеревался заглянуть в почти сожженную деревушку — очень уж хотелось раздобыть что-нибудь поесть. Предусмотрительно залег за кустами терна, силясь определить, есть ли тут немцы или полицаи. Долго ни одна живая душа не появлялась, он уже подумал, что деревушка заброшена, и решил пошарить по полуразваленным избенкам, но внезапно услышал треск мотоциклов. Немцы. Мгновенно утонул в густой траве, но все же раздвинул ветки. Четыре мотоцикла с колясками прокатили вдоль улочки, остановились у разбитой церквушки, солдаты оправились у ее стен и о чем-то, видать, заспорили между собой, размахивая руками. Откуда-то появился полицай, принялся им что-то объяснять, показывая пальцем влево. Гитлеровцы стали усаживаться на мотоциклы, но в это время, как на грех, неподалеку от них вынырнула из травы курица с цыплятами. Один из немцев стрекотнул по ней из автомата, не попал, а наседка, дай бог ноги и крылья, понеслась к кустам, за которыми укрывался Гриша. «А чтоб ты сдохла!» — он улегся поудобней и взял на мушку левофлангового фашиста. Пропадать, так с музыкой. Уходить ему все равно было безнадежно. Курица, подпрыгивая и взмахивая крыльями, была уже шагах в ста от него, теперь по ней строчили из нескольких автоматов. Наконец, вверх полетел пух, и птица потерялась в траве. Немцы захохотали и, видимо, заспорили, кому принадлежит трофей, а полицай кинулся разыскивать курицу. Гриша перевел мушку на полицая. «Правее, правее, сволочь слепая, повылазило тебе? Фух, ну, слава богу!» Полицай схватил окровавленную курицу и побежал к немцам. Те похлопали его по плечу, сели на мотоциклы и укатили. Полицай постоял, плюнул, показал в след немцам дулю и, приговаривая: «Цып, цып», зашагал в сторону Гриши. Еще десяток шагов — и… Но полицай остановился, присел, снял пилотку и начал собирать в нее пушистые желтые комочки. Когда осиротевшие цыплята оказались в пилотке, полицай поплелся к избе, стоявшей в саду неподалеку от церквушки.