Матэ Залка - Добердо

— А как по-вашему, для чего нужна война господам?

— Слишком много было народа и недовольство большое, так вот и надо было пустить крови, чтобы народ стал потише.

— Ну, не совсем так, землячок, хотя вы недалеки от правды.

— Одним батальоном больше или меньше, никакого значения для господ не имеет.

— Как можно так говорить? Ведь офицеры здесь вместе с нами. Если нас взорвут, и они взлетят на воздух.

Кто-то отчаянно крикнул:

— Смирно!

Я понял, что меня заметили. Делаю вид, как будто только что вошел в каверну, и подхожу к группе. Наблюдателем сидит Хусар; увидев меня, вскакивает:

— Осмелюсь доложить, господин лейтенант: час тому назад прибыл из хозяйственной части. Перископы, как приказал господин лейтенант, принес.

— Спасибо, Хусар. Мы поставим эти перископы на самой вершине. Нам придется провести туда несколько ходов сообщения, чтобы его королевское высочество мог взглянуть на итальянцев.

— Так точно, — говорит Хусар и не сводит с меня глаз. — А что изволите сказать о подкопе? Ведь бурят, сволочи.

— Вы так думаете? — спрашиваю я иронически. — А как вам кажется, Хусар, сколько времени нужно для того, чтобы пробурить такую гору?

Хусар молчит, видимо, не находя ответа.

— Ну вот, видите. Не надо быть инженером, чтобы установить, что для такого подкопа необходим месяц или полтора. Для того чтобы подложить трехтонный фугас, требуется много работы. Взорвать такую горищу, если бы она даже была из чистой земли, не так легко. Тут одной или двух тонн экразита так же недостаточно, как одного или двух килограммов. Ведь нужна бешеная сила взрыва. Поэтому, — обращаюсь я к стоящим вокруг солдатам, — нет никаких причин для волнений. Наблюдения будем продолжать и, когда придет час, устроим им такую контрмину, что только дым пойдет.

— Так точно, — говорит Хусар. — Но что, если итальянцам попадется какая-нибудь пещера, которую надо будет только расширить, чтобы заложить мину?

— На чем вы основываете ваше предположение? — спрашиваю я строго.

— Да все тут говорят. Ведь солдаты опытные.

Некоторые из солдат уже придвинулись ко мне, чтобы высказать свою точку зрения, поделиться заботами, предложить свои нехитрые планы, но я предупреждаю их:

— Это фантазия перепуганных людей. Хусар, вы спокойный и опытный человек. Я поручаю вам работу по ведению наблюдений. Вы зайдете ко мне в каверну и получите точные инструкции. Хотя нет, погодите, вы сегодня вечером отправитесь в штаб бригады.

— Слушаюсь.

— Получите от меня пакет и пойдете с ним в штаб бригады к господину капитану Лантошу. Он даст вам карту разреза Монте-дей-Сэй-Бузи.

— Разве такая карта есть, господин лейтенант?

— Конечно, есть, В канцелярии господина капитана Лантоша служит какой-то капрал Богданович, писарь, что ли.

— Знаем мы Богдановича, он был раньше обер-лейтенантом, но его разжаловали за воровство, — говорит Хусар с явным удовлетворением в голосе.

— Ну, так у этого Богдановича, кажется, хранятся карты. Господин капитан уже приказал ему найти ту, которая нам нужна.

— Понимаю, господин лейтенант. Если карта будет в наших руках, все станет ясно.

— Правильно, Хусар. Поэтому сейчас главное — соблюдать спокойствие, никаких сплетен, латринных паник и шушуканий. Довольно.

Я выхожу из каверны и некоторое время бесцельно перехожу с одного участка на другой. Вдруг ловлю себя на том, что напеваю знакомую мелодию:

В каверне моей почти домашний уют. Хомок ожидает с обедом.

— Хомок, подогрейте вино, — говорю я.

— Ох, и любит сладкое господин лейтенант, — ворчит дядя Андраш.

— А что, вам, может быть, жалко, старый пьяница? Ведь вы всегда выпиваете львиную долю и потому вечно пьяны, — поддразниваю я старика.

И пока он возится с вином, подогревая его на спиртовых таблетках, я пишу донесение майору Мадараши. Один экземпляр пойдет господину майору, а другой — капитану Лантошу.

Работа идет безостановочно. Подкоп — это факт. Предупреждаю командование, ссылаясь на свое устное заявление, указываю на донесение взводного Гаала и Тормы… Нет, Торму не стоит впутывать в это дело. Согласно донесению унтера Гаала, подкоп находится уже в таком состоянии, что представляет явную угрозу. Не исключена возможность, что неприятель напал на естественный грот, и тогда подготовка фугасного взрыва может продлиться не месяц, а несколько дней или часов. Я слагаю с себя всякую ответственность за могущую произойти катастрофу. Слагаю с себя ответственность… и полечу на небо.

Приготовляю пакеты, запечатываю сургучом. В этих пакетах идет речь о жизни восьмисот шестидесяти человек.

Беру роман Золя. Перелистываю книгу. На одной из полупустых страниц натыкаюсь на строки, написанные знакомыми зелеными чернилами. Рука Арнольда:

«Армия еще не достигла Седана, битва была далеко, но воздух проигранного сражения уже давил всех. В сердцах людей не было ярости и желания боя. Это была не армия, а куча вооруженных людей».

И дальше:

«Куда мы идем? Кому мы доверили свое оружие?»

Теперь я понял, как мучается Арнольд, и пожалел его. Решил рассказать ему откровенно обо всем.

Еще было светло, когда пришел Хусар. Я дал ему пакеты и еще раз повторил:

— Так вы обратитесь к Богдановичу. Если карта не будет готова, попробуйте позвонить сюда наверх.

— Слушаюсь, господин лейтенант, будет исполнено. Конечно, надо иметь ясную картину. Господин взводный Гаал совсем расстроен, а мы знаем, что он уже не мальчишка и попусту волноваться не станет.

Я понял, что взводный и Хусар уже обсудили положение со всех сторон, и Гаалу ясно, что меня в штабе батальона обработали. Но что же может думать обо мне Гаал? Кем он меня считает после того, как я сразу сдал все позиции?

К вечеру за мной зашел Торма. Дежурный по батальону обер-лейтенант Сексарди получил копию приказа по дивизии. Бачо вернулся из штаба бригады, куда его пригласили вчера. По всей линии фронта ликование. Торма представлен к малой серебряной медали.

— Да, ты тоже получил «Signum laudis». [25] Знак доблести (лат.). Но ты же и заслужил, — говорит Торма с уважением.

Идем к Сексардди. У него собрались почти все офицеры батальона. Арнольд тоже здесь. Мне кажется, что я не видел его целую вечность. Рука его холодна и бессильна, лицо серое, в глаза мне не смотрит.

Приказ дивизии ярко рисует, во что превращается победа фронта в руках штабных. Первые награждения идут пышным венком по штабным чинам. Господин полковник Коша, капитан Беренд, капитан Лантош и еще три-четыре совершенно незнакомых нам имени. Майоры, капитаны, адъютанты, обер-лейтенанты…