Матэ Залка - Добердо

Откровенное дружеское сообщение Фридмана подкупило меня, но в то же время наполнило беспокойством.

— Все-таки, Фридман, — говорю я с притворной строгостью, — нехорошо, что вы подслушиваете разговоры господ офицеров.

Фридман делает наивное лицо.

— Честное слово, это вышло совершенно случайно, если бы не шла речь о господине лейтенанте, я бы, ей-богу, не обратил внимания. Но все же прошу извинить меня. Может быть, я действительно нехорошо поступил.

Оба мы говорим не то, что думаем, и прекрасно понимаем друг друга, но мы обязаны разыграть эту комедию. Фридман уже у двери. На прощание я угощаю его сигаретой, он благодарит и, совершенно теряя воинский вид, тихо говорит:

— А то, что творится под нами, это не шутка, господин лейтенант. Надо что-нибудь сделать, иначе может случиться такое, что не дай боже.

Фридман уходит, подняв в моей душе хаос чувств и вопросов. Солдат, шпионящий за своими офицерами, офицер, который выслушивает его и тем самым становится его соучастником… Все перепутывается в моем сознании.

После обеда я зашел в каверну третьего взвода. Здесь тоже наблюдательный пункт. Вокруг него толпятся солдаты. Кто-то из них взял длинный итальянский палаш, вбил его в камень и на конце установил котелок, до половины налитый водой.

— А это что такое? — спросил я.

— Мограф, господин лейтенант.

— Что же он показывает?

— Когда роют землю, вода в котелке рябит, господин лейтенант.

— Ну, и много показала вода сегодня?

— До обеда они молчали, но час тому назад вода начала рябить, и аппарат господина взводного Гаала в это время тоже стал действовать. Видно, итальянцы там внизу не спят.

Торма в отчаянии. Совсем раскис парень. По его поведению вижу, что мне необходимо сохранить внешнее спокойствие. Хорошо было бы обсудить все это с Арнольдом, но нет сил сейчас идти к нему, да кроме того, он может подумать, что я жалуюсь.

К вечеру меня вызывают в штаб батальона. Готовлюсь к основательной головомойке, но Кенез принимает меня подчеркнуто вежливо.

— Не сердись на меня, но ты неправильно поступил с этим телефонным разговором. Такой кавардак устроил, что голова идет кругом.

— Ты уже думал о том, что я говорил? — спрашиваю я вызывающе.

— Прошу не нервничать. Ты думаешь, что нас беспокоит этот воображаемый подкоп? Ничуть не бывало. У нас есть более серьезные заботы: его королевское высочество действительно решил побывать в нашем батальоне.

Кенез рассказывает, в каком волнении пребывает вся их братия. Уже приезжали из штаба армии майор-генштабист и капитан. Они точно установили маршрут: по какому ходу сообщения пройдет эрцгерцог, как он подымется на Клару, с кем и о чем будет разговаривать и как вообще будет проходить церемония.

Я слушал со стиснутыми зубами, и у меня было сильное желание дать по физиономии этой очкастой обезьяне.

— Теперь прошу все силы твоего отряда концентрировать для выполнения двух-трех неотложных задач. Во-первых, надо привести в абсолютный порядок ступеньки хода сообщения, ведущего к первой роте. В некоторых местах эти ступеньки очень плохи, неровны, в других местах слишком низки. Кроме того, там, где подъем очень крут, необходимо сделать перила, чтобы его королевское высочество мог о них опереться. А в самих окопах надо точно установить, до какого места может дойти эрцгерцог, не подвергая себя опасности. У этих крайних точек надо будет поставить часовых, которые должны будут нас вовремя остановить.

Вошел майор. Дружески пожал мне руку и заставил сесть.

— Ну, что там у вас на Кларе? Слышал, слышал, что нервничаете. Это потому, что долго не происходит смены. Надо знать солдат, они чертовски изобретательны, когда чем-нибудь напуганы. А что касается твоей бомбардировки, — тут майор недоуменно развел руками, — ну, знаешь, Матраи, это уж верх легкомыслия. Ведь тебе известно, что мы ожидаем его королевское высочество и на нашем участке должна господствовать абсолютная тишина. А ты вдруг устраиваешь такой переполох. Кроме того, ты неправильно поступил и с телефонным разговором. Нельзя в присутствии солдата говорить так откровенно. Офицеры должны быть замкнуты, никакой фамильярности по отношению к нижним чинам. Это — одна из пружин нашего авторитета. А ты слишком демократичен и прям. Впрочем, во всем батальоне много демократизма. Обер-лейтенант Шик очень корректный и образованный господин, но у него слишком оригинальная точка зрения на отношения с солдатами, противоречащая установленным взглядам офицерства.

Майор говорил долго, тошнотворно и назидательно. Я предпочел бы резкий выговор этой отеческой нотации. Он замолчал, как бы ожидая моих объяснений. Долго я не мог ничего сказать, наконец заговорил. Я объяснил, что мое сообщение основано не на фантазии, а на конкретных данных тщательного наблюдения, и несколько раз подчеркнул, что положение весьма серьезное.

— Это не какая-нибудь кухонная сплетня, господин майор, это факт. Возвышенность минируют, и опасность очень близка.

Майор помрачнел.

— Видишь ли, друг мой, — сказал он мягко, — ты никак не хочешь понять, что завтра-послезавтра к нам прибудет эрцгерцог. Ты говоришь, что итальянцы бурят. Пусть бурят. Ведь знаешь, сколько времени им понадобится для того, чтобы пробурить туннель для взрыва такой возвышенности? Несколько месяцев предварительной подготовки. Я прошу тебя не портить положения и опровергнуть эту легенду. Ведь если она дойдет до высшего командования, произойдет скандал. Своей нервозностью ты испортишь все дело не только батальону, но и полку, и, если хочешь знать, даже бригаде. Всех подведешь под большие неприятности.

— Вообще, если ты так нервничаешь, мы можем тебе помочь, — заговорил не без сарказма Кенез. — Тушаи всегда находился при штабе батальона, а твой отряд имеет батальонное значение, и, если хочешь, мы можем отвести тебе здесь одну каверну.

Я поблагодарил Кенеза за любезность и повернулся к майору.

— Если я правильно понял, господин майор, командование батальона не принимает официально к сведению мой устный доклад относительно подкопа. Тогда разрешите мне изложить вам все это в письменной форме.

— Хорошо, сообщи в письменной форме.

— Кроме того, господин майор, прошу разрешить мне продолжать свои наблюдения и посылать вам донесения по этому поводу.

— Только письменно или лично.

— После того как мы точно определим направление мины противника, необходимо будет начать контрминирование. Этого требует положение.

— Ни в коем случае! — воскликнул Кенез.

— Или только после посещения его королевского высочества, — добавил майор.

— Я бы запретил и наблюдения, господин майор, — сказал Кенез. — Это только нервирует солдат и вызывает панику.