Борис Егоров - Продолжение следует...

В письме Щелчков сообщал, что однажды он допрашивал пленного. Пленный оказался учителем из Гамбурга и сказал: «Хотя я всю жизнь изучал Достоевского, но силу русского человека так и не понял. Только сейчас начинаю понимать. Россия не та страна, которую нам рисовали с детства».

Я пишу об учителях, потому что подвиг их должен быть отмечен. Сотням ребят, будущим офицерам, они дали не только образование — они сообщили им замечательную, благородную жизненную интонацию. И по ним, по учителям, как по камертону, сверяли офицеры звучание своих мыслей и своих сердец.

Совсем недавно, когда за столом офицерской встречи один из её участников неуважительно высказался о спецшкольной преподавательнице, другой, сидевший напротив, посмотрел на него в упор и сказал:

— Встань и извинись!

Провинившийся хотел обратить свои слова в шутку, но на него строго смотрели двадцать пять пар глаз, и все двадцать пять человек повторили:

— Встань и извинись!

Обронивший шальное слово поднялся и попросил прощения.

Несколько сурово для застолья товарищей, но справедливо!

Своих преподавателей «спецы» помнили всегда, не забывали, писали им письма. Получала такие письма и преподавательница литературы Екатерина Тимофеевна Костенко.

24 мая 1945 года она возвратилась из поездки в Чернигов, на свою родину. Все родные её погибли. И от дома даже на память ничего не осталось. Искала фамильную реликвию — книгу Коцюбинского «Фата моргана» с дарственной надписью автора её отцу. Не нашла.

Одинокая, приехала в Москву, домой, и в почтовом ящике нашла конверт с письмом двух учеников и их фотографиями. «Спецы» писали, что вернулись с победой, заходили к ней, но не застали, желали ей здоровья. Письмо было подписано: «Ваши ученики, они же и ваши сыновья».

А офицер Болдырев 9 мая 1946 года прислал ей домой корзину цветов и в ней записку: «Если вы живы, я счастлив. Цветы всегда буду слать вам».

Он жил не в Москве, но каждый год 9 мая ей приносили цветы, которые он заказывал.

А однажды приехал сам и пригласил старую учительницу на концерт артистов Ленгорэстрады:

— Пойдёмте, послушаем, Екатерина Тимофеевна. Артисты выступают с той программой, с какой выступали у нас в госпитале в тысяча девятьсот сорок третьем году... Тогда они помогли нам выжить.

...А телефон всё продолжал звонить. Я снова услышал голос Владимира Дергачёва из второй спецшколы.

— Приходи, открылся музей.

Музей большой, он занимает весь холл второго этажа и начал уже давать «отростки» по коридорам.

У входа в него уже не одна, а три мемориальных доски.

Когда я в первый раз был на Кропоткинской, на мемориальной доске было 29 имён погибших. Потом — 129... И розыск продолжается.

А напротив, в другом углу зала, стоит семидесятишестимиллиметровая полковая пушка, пушка нашего детства и юности. Орудие с коротеньким стволом.

О том, что такую пушку организаторы музея уже достали, я знал.

Найти им это орудие помог подполковник Алексей Соловьёв, работавший в артиллерийском управлении. Об этом он мне рассказал сам. Соловьёв — мой бывший одноклассник, или, точнее, одновзводник.

Сейчас он уволился из армии по болезни и работает в одном из министерств.

Мы с Евгением Строгановым пришли его навестить дома, на Таганке.

Рассказывая о новостях, я упомянул о том, что открывается музей боевой славы второй спецшколы.

Лёша улыбнулся, вставил между прочим:

— Под конец своей военной деятельности я доброе дело им сделал. Пушку разыскал.

А в двух шагах от пушки — исполненный с ювелирной точностью и изяществом, отливающий золотом металлический макет гусеничной самоходной ракетной установки. На подставке — пластина, на которой выгравировано: «Музею боевой славы 29 школы в день 50-летия Вооружённых Сил от маршала артиллерии Казакова К. П. 23.2.68».

На стене пятьдесят портретов ныне здравствующих воспитанников школы. Под портретами — биографии и планки воинских наград.

А на стендах и в витринах — экспонаты.

Лежит старенький кисет с надписью «На память бойцу РККА». Этот кисет получил на фронте под Москвой бывший «спец» Август Мишин. Тогда он был разведчиком. Сейчас Мишин — доктор юридических наук, профессор МГУ.

При встречах с руководителями спецшколы шутит:

— Ну, ведь вышел из меня человек? А вы хотели тогда отчислить за неуспеваемость!

Лежит записная книжка Тимура Фрунзе, куда он заносил незнакомые ему французские и немецкие слова. Сын легендарного полководца стал после спецшколы не артиллеристом, а лётчиком, и ему было присвоено звание Героя Советского Союза.

Лежит тетрадь «Результаты работы взвода разведки 4-й отдельной артбригады 6-й гвардейской артиллерийской дивизии». Тетрадь эта принадлежала Владимиру Дергачёву, и в неё он заносил обнаруженные у противника арт-батареи, НП, доты. Командир взвода разведки хорошо знал огневые средства противника и его оборону. И получил за эту тетрадочку орден Красной Звезды: цели, которые в ней перечислены, во время артнаступления были уничтожены.

Воевал Владимир Дергачёв и на западе, и на востоке. Форсировал и речки Белоруссии, и далёкий Амур. На востоке, будучи командиром гаубичной батареи, до Харбина дошёл. Трижды был ранен. Ныне он — полковник милиции и работает в уголовном розыске Министерства внутренних дел.

Лежит под стеклом трубка Бориса Сергеева. Невыкуренная...

Такими трубками обменялись в спецшколе несколько товарищей, договорившихся встретиться в шесть часов вечера первого сентября 1950 года в кафе на 12-м этаже гостиницы «Москва». Каждый должен войти в кафе с трубкой в зубах... С пустой. Набить и зажечь трубки условились за столом, после встречи.

Борис Сергеев не вернулся с войны.

Он похоронен в Тирасполе, и на могиле его стоит тридцатьчетвёрка, на которой он воевал и под которой погиб.

Он служил не в артиллерии. Отец его был генерал-майором танковых войск, и сын тоже стал танкистом.

Рядом с трубкой — часы Бориса. Они остановились в 3 часа 32 минуты...

...А это — компас старшего лейтенанта Диомида Великолюда. Компас, рисунок блиндажа и засушенный цветок. Рисунок и цветок он прислал своей матери Галине Николаевне с фронта. На конверте — обратный адрес: «Полевая почта 239, часть 550».

Диомид тоже погиб и похоронен в городе Ратиборе. А Галина Николаевна Великолюд каждую неделю по вторникам приходит в школу, где учился её сын. Она хранительница картотеки музея боевой славы, и благодаря её усилиям удалось установить судьбы многих и многих спец-школьников, разыскать живых.

Друзья Великолюда свято помнят павшего в бою товарища и в день рождения Диомида собираются в его доме. В день рождения, а не в день смерти. Приходят к Галине Николаевне Август Мишин, Владимир Дергачёв, полковник Юрий Куликов, поэт Спартак Селивановский, инженер-конструктор Михаил Шур.