Вадим Пеунов - Об исполнении доложить

— Муха не пролетит, — пообещал капитан Копейка.

Пришло время расставаться с Надеждой.

— Думаю, не надо «сестрицу» предупреждать, что о случившемся — никому ни полслова. В том числе и супругу. Сейчас тебя отвезут в Светлове, завтра вернешься домой. У меня к тебе будет особая просьба. Прислушивайся к тому, что говорят о парашюте и парашютистах люди. Может, кто-то где-то нашел еще парашют или что иное. Как меня известить, договоришься с Игорем Александровичем.

Расставаясь со мною на окраине застанционного поселка в Светлове, Надежда сказала:

— Что, братик, снова на девятнадцать лет?

Я возразил:

— Э, нет, теперь-то уж я от тебя не отстану.

Лукаво засверкали большие глаза.

— Только чтобы потом не отрекался от «сестренки».

К истории с парашютом пока прямо были причастны двое: Надежда и ее муж. Какие у меня были данные отнестись с подозрением к любому из них? По существу, никаких. Не сообщили о находке? Обуяла жадность.

Согласно элементарной логике оперативной работы Сугонюки подлежат самой тщательной проверке. С Надеждой, как в то время мне казалось, было более-менее ясно, а вот у Сугонюка некоторые данные биографии нуждались в уточнении.

Капитан Копейка познакомил меня с его учетной карточкой. Сугонюк Прохор Дмитриевич, сорока пяти лет. Призван в армию Светловским райвоенкоматом на второй день войны. Принимал участие в боях против фашистских захватчиков. 13 июля ранен в районе Бердичева. Первую медицинскую помощь получил в медроте, операция сделана 21 июля в полевом госпитале № 35767. 29 июля комиссован, по состоянию здоровья отпущен на шесть месяцев. 11 августа встал на учет в райвоенкомате.

Хороший, с моей точки зрения, послужной список. Даты идут плотно одна к другой.

Дальше шла, по существу, формальная часть проверки. Поздним вечером я доложил Борзову о событиях дня и попросил его навести справки о части, в составе которой воевал Сугонюк, и о полевом госпитале № 35767.

Борзов меня предупредил:

— Петр Ильич, где-то в вашем районе появился радиопередатчик. Выход в эфир зарегистрирован в ноль часов двадцать минут. Я уже договорился, в ваше распоряжение поступает два пеленгатора.

Эта весть буквально расковала меня. «Наконец-то!»— с облегчением подумал я. Хоть что-то конкретное. А то до сих пор были одни предположения и домыслы. Но сколько времени уйдет на то, чтобы с помощью пеленгаторов получить первые положительные результаты? Яковлев «свой» передатчик ищет уже три недели.

Борзов сообщил мне еще одну новость.

— Есть данные, что акция «Сыск» имеет в виду нашего Сынка. Помните, накануне вашего рапорта он перестал писать родителям?

«Первый параграф» — это задание группе «Есаул» на акцию «Сыск». А Сынок — наш разведчик Сергей Скрябин, который работает в Германии с 1922 года.

Гражданская война началась для меня в отряде Рудольфа Сиверса, который громил белоказаков в степях Донбасса, а потом отступил к Ростову.

Во время этого рейда к нам пристал хрупкий интеллигентный паренек Сергей Скрябин, превосходный наездник и стрелок. Однажды мы втроем возвращались из разведки и наткнулись на казачий разъезд.

— Я прикрою, — вызвался Сергей. — Уходите.

Мне стало жалко паренька.

— Их пятеро!

— Результата разведки ждет командарм, — ответил он и попросил у меня маузер.

Мы ускакали в одну сторону, Сергей рванулся в другую. Казаки решили, что именно он и есть «главный», а мы вдвоем лишь отвлекаем их. Взяв пики наперевес, они устремились к одинокому всаднику. Подпустив врагов поближе, Сергей двоих уложил из маузера. И помчался дальше. Казаки открыли стрельбу из карабинов. Сергей притворился убитым. Отлично выезженный конь понес его по степи. Преследователи подъехали было к «убитому». Он вдруг очутился в седле и еще двоих застрелил, а офицера ранил, взял в плен и привез с собою.

Иногда нам с Сергеем давали особые задания, и мы, переодевшись в форму белогвардейцев, отправлялись во вражеский тыл. Скрябин превосходно говорил по-французски и по-немецки. Это не раз нас выручало. Обычно он представлялся белогвардейцам: «Князь Скрябин». Вначале я думал, что он так именует себя для маскировки. Но однажды узнал, что Сергей действительно знатного рода — его мать настоящая княгиня. Впрочем, княжеского у Скрябина ничего, кроме титула, не осталось.

В тяжелых боях под Ростовом Сергея ранило. Он попал в госпиталь. Судьба вновь свела нас с ним уже в 1922 году. Я получил назначение в чоновский отряд, которым командовал Караулов. Прибыл к месту новой службы и первым там встретил моего друга Сергея Скрябина. Но радость наша была недолгой. Через два месяца Сергея отозвали в Москву.

В 1925 году я получил первое профессиональное задание — побывать в Германии и встретиться там с одним нашим человеком, бароном фон Менингом. Тогда-то я и дознался от Борзова, что это мой фронтовой друг Сергей Скрябин. Оказывается, его отец — немец. В молодости считался либералом. На этой почве не поладил с родителями и уехал в Россию, где женился на Екатерине Сергеевне Скрябиной. Инженер-металлург Вильгельм Менинг работал на одном из заводов Донбасса. В 1913 году В Германии умер фон Менинг-старший, оставив сыну большое состояние. Вильгельм Менинг вернулся на родину принимать наследство. Началась мировая война, связь с Россией прекратилась. В 1921 году Вильгельм фон Менинг попытался разыскать через Международный Красный Крест свою семью. Но жена его погибла где-то в донецких степях от рук махновцев, в живых остался сын Генрих — он же Сергей Скрябин.

По этой причине Сергея и отозвали из чоновского отряда.

Должно быть, по рассказам матери, обиженной родственниками мужа, и отвергнутого родителями и родиной отца, у Сергея сложилось не очень благоприятное мнение о Германии. Его спросили, не хочет ли он вернуться к отцу, на что Сергей ответил: «Если это задание, то я не имею права от него отказываться».

Сергей уехал в Германию. Думал, что года через три вернется. Но где три, там и пять. Где пять — там и десять. В Германии назревали такие события, за ходом и развитием которых нужно было вести самое тщательное наблюдение: к власти пришел Гитлер и, поправ Версальский договор, приступил к формированию регулярной армии. Затем последовал Мюнхенский сговор…

Сергей Скрябин (Сынок), он же Генрих Вильгельм фон Менинг, был одним из лучших разведчиков, с которыми мне приходилось работать.

По нашему совету он выбрал военную карьеру, и благодаря связям отца, ставшего своим человеком в стальной империи Круппа, и личным способностям Сергей быстро продвигался по служебной лестнице. С каждым разом сведения становились все более ценными.

В начале апреля 1941 года у Генерального штаба Красной Армии появилась настоятельная необходимость перепроверить сведения, подтверждающие или опровергающие реальность плана «Морской лев» (форсирование Ла-Манша). Наш Сынок имел доступ к сведениям того отдела абвера, который вел разведывательную работу против Советского Союза. И все-таки проверку реальности плана «Морской лев» решено было поручить Сергею. Почему? В свое время ему удалось добыть фотокопию одного из восьми экземпляров плана «Барбаросса» — плана нападения гитлеровской Германии на СССР. Но по мнению членов нашего правительства, которым было доложено о плане «Барбаросса», эти сведения нуждались в перепроверке. Итак, у немецкого генерального штаба было два военных плана: нападение на СССР (план «Барбаросса») и нападение на Англию («план «Морской лев»). А может быть, один из них всего лишь ловкая дезинформация, удачный ход гитлеровской контрразведки? Можно было предположить и другое: оба плана реальные. Так какому из них в данный момент отдает предпочтение гитлеровский генеральный штаб?