Вадим Пеунов - Об исполнении доложить

Нам казалось, что мы его внедрили в банду довольно ловко. Он выдал себя за одного из тех, кто бежал «от Советской власти из Сибири». Устроился работником к зажиточному хуторянину Сегельницкому. Усердно трудился месяца полтора. У хозяина в банде были сын с зятем. Однажды Савон Илларионович предупредил хозяина о том, что чоновцы на дороге, видимо, готовят засаду: «Своими глазами видел!»

Банда засады избежала, а Савон Илларионович оказался в «армии». Чухлай поставил его ухаживать за обозными лошадьми. Вначале мы думали, что бандит принимает обычные меры предосторожности против пришлого, у которого нет родственников, то есть заложников на случай измены. Однако опытный чекист вскоре заметил, что за ним установлена слежка. Пожалуй, Савону Илларионовичу следовало бы уйти из банды, но тут стала проясняться одна интересная чекистская задумка. У Филиппа Чухлая была невеста Надийка Швайко. Сотворит же черт такую! Отчаянная, как взвод казаков-пластунов. В бою всегда рядом со своим Филиппом, охраняет его шашкой и наганом.

Но вот нам стало известно о серьезных раздорах Надежды с Чухлаем: молодой женщине надоела бродяжья жизнь, потянуло к оседлости к семейному уюту. Причина для этого была уважительной. Надежда готовилась стать матерью. Чухлай решил отпраздновать свадьбу. Села были обложены специальной данью, собирался «царский подарок невесте и молодому», а заодно пеклось, жарилось, коптилось, гнали самогон. Тут уместно припомнить, что в двадцать первом году был один из самых жестоких недородов. Двести двадцать пять дней — ни капли дождя, сгорело все живое. По селам гуляла голодная смерть, кое-где, как отмечали газеты, ели даже трупы павших животных. Села пустели, люди стремились уйти из донецких сел куда-нибудь подальше. Особенно сильный голод свирепствовал на юге Донбасса. На севере он был не столь жесток. Но все равно и в светловской округе каждое зернышко ячменя и проса считалось божьим даром. А тут корми банду, отрывай кусок хлеба от детей… Ко всему еще — бандитская свадьба. Чоновцы намеревались воспользоваться пьяным разгулом, провести большую операцию. В это время Надежда и повздорила с Чухлаем. Проявляя особую заботу о будущем ребенке, она сказала его отцу: «Годи! Порезвился бычок, пора в ярмо впрягаться. С верными дружками надо уходить в Польшу або в Румынию, остальных послать куда подальше». Чухлай лелеял другие планы, распускать банду не собирался. Но Надежда стояла на своем упорно. В конце «милой беседы» Чухлай с плеча полоснул невесту нагайкой, а она пригрозила выдать всю банду чоновцам. Чтобы Надежда и в самом деле не выкинула фокус, Чухлай приставил к ней двух стражей (личную охрану, как он говорил) — нашего Леню Соловья и бандита по кличке Шоха.

Где-то вскоре у Чухлая появилась новая зазноба. Пошли слухи, что она получает щедрые подарки. Может, Чухлай тем самым хотел укротить Надежду. Но лишь распалил ее. Какую кару она только не сулила милому!

Леня Соловей осторожно предупредил женщину:

— Надежда Степановна, дойдут ваши слова до батьки, может все обернуться бедой.

Леня был на редкость обаятельным парнишкой. А как он пел! (За то пение Чухлай сделал чекиста своим поверенным.) Быстро привыкла к Лене отвергнутая Чухлаем невеста. В ту трудную минуту ей нужен был верный, преданный друг. Чутким женским сердцем она угадала в Лене настоящего человека. Позовет, бывало, его к себе, попросит:

— Заспивай, Леню, про то, як козак обидел дивчину…

Играет он на гармошке, тихонько, нежно подпевает, а она плачет.

Как-то Надежда говорит своему стражу:

— Хочу я посмотреть на разлучницу. Достань мне коня и напои Шоху.

Леня на это пошел бы, но Савон Илларионович не разрешил: «Чухлай с тебя потом три шкуры спустит, рисковать не имеем права. А помочь ей все-таки надо. Найди причину, отправляйся к Чухлаю. Остальное Надежда сама сделает, а коня я ей приготовлю».

Пошутила красавица Надежда с Шохой, улыбнулась раз-другой, чарку поднесла, он и забыл обо всех самых грозных наказах Чухлая. Раскис, стал выкрикивать, что он-де один по-настоящему любит Надежду, и если она захочет, то они сей момент убегут на край света. Зелье, подсыпанное в самогонку, подействовало. Надежда в седло и — к сопернице. Явилась за полночь, высадила раму, влезла в окно. Соперница пальнула в нее из ружья, впрочем, не попала. Это подлило масла в огонь. Надежда отделала очередную любовницу своего возлюбленного нагайкой так, что та на всю жизнь осталась заикой. Стража, напившегося дурмана, Чухлай вознамерился собственноручно приколотить длинными гвоздями к сосне на опушке (пусть вороны выклевывают очи!), но ретивый Шоха вовремя сбежал.

Леня Соловей остался вне подозрения. По крайней мере, так казалось и ему, и Савону Илларионовичу. Но какое-то недовольство песенником, который без вызова приехал в штаб, у Чухлая осталось.

«Рейд» Надежды к сопернице произвел на Чухлая большое впечатление. Филипп , Андреевич сделал попытку примириться с невестой. Две ночи и два дня продолжалось их счастье, а потом опять вся любовь полетела в тартарары.С присущей ей прямотой Надежда предъявила ультиматум:

— Семьей обзаводишься. Не гоже семейному-то якшаться с разными харцизяками.

Она сделала отчаянную попытку оставить Чухлая только для себя, двое суток не выпускала его из хаты. Одолев Надежду в «рукопашной схватке», вырвался он на крыльцо — физиономия в крови, губа разбита. Кричит: «Зарублю такую-сякую!» А Надежда — за ним следом. В ночной длинной рубашке, черные волосы чуть не до пят. В руке — наган. Яростно злая, кричит истошно, как это делают поселковые бабы, кем-то кровно обиженные: «Я тебе не такая-сякая! Я — мать твоего ребенка! Тронешь еще пальцем — застрелю, как пархатого кобеля!» И для большей убедительности пальнула в небо.

Леня Соловей посоветовал своей хозяйке:

— От греха подальше уехали бы, Надежда Степановна, в родную Александровку… Проведали бы матыньку. Скучает, поди.

Она ему в ответ:

— Зелен ты, кобзарюшка, как озимка в листопаде! Что ты знаешь про любовь? Налили в душу жидкого золота! Не остудишь! Не могу я без моего Чухлая, застил он собою весь белый свет. Милее его только тот, которого ношу под сердцем. Уйду я — Чухлай порастет шерстью, как дикий кот, вконец осатанеет. Он же видит: из всей его затеи вышел пшик, а покориться судьбе не желает — заела молодца гордость. И лютует, готов из каждого выпустить кровушку, да я при таком деле вишу у него на руках. А отлучусь — что будет?

Посоветовавшись с опытным чекистом, Леня Соловей выбрал момент и завел с Надеждой разговор на деликатную тему:

— Надежда Степановна, коль вы уж так умираете за батькой, то подойдите к нему с тылу.

— Что-то я тебя, кобзарюшка, не разумею, — насторожилась Надежда.