Юрий Дрыгин - Десант в безвестность [Документальная повесть]

В ночь с 1 на 2 сентября 1942 года десантный отряд 85-й отдельной морской стрелковой бригады под командованием капитана Н. П. Ковалева провел дерзкую операцию по разгрому финского гарнизона в деревне Ондозеро. 126 краснофлотцев и красноармейцев, переправившись на лодках с восточного берега Ондозера на западный, внезапно атаковали гарнизон противника и разгромили его. Но враг сумел подбросить к гарнизону резервы и окружил десантников. Более десяти часов дрались моряки и красноармейцы, пытаясь вырваться из окружения, однако силы были неравны…

С нашего, восточного берега Ондозера слышали бой до 15 часов, потом все смолкло. Помочь десантникам бригада не имела возможности. Никто не знал, что случилось с отрядом Н. П. Ковалева. И только чудом оставшийся в живых и вернувшийся раненным старшина 2 статьи И. Мочихин рассказал, что десантники погибли.

Однако по законам военного времени все, кто ушел на разгром гарнизона и не вернулся, считаются без вести пропавшими, так как никто не мог подтвердить, как погиб и где захоронен каждый из десантников. Поэтому родным и близким были отправлены извещения о десантниках как о пропавших без вести.

Предлагаемая читателям книга «Десант в безвестность» — это художественно-документальный рассказ о воинах 85-й морской стрелковой бригады, воевавшей на Карельском фронте, и тех, кто погиб при выполнении боевой операции по разгрому вражеского гарнизона в Ондозере.

Автор выражает благодарность ветеранам 85-й бригады И. А. Мочихину (Новгородская область), А. В. Афанасьеву (г. Москва), И. А. Кипарису и М. А. Меламеду (г. Одесса), А. С. Остроуху и И. И. Гержоду (г. Краснодар), а также И. И. Ширшину, Ф. Г. Потапову, В. Г. Агаркову (Карельская АССР), сотрудникам Центрального архива Министерства обороны СССР, оказавшим помощь в написании этой повести.

Бывший матрос Иван Алексеевич Мочихин, 65-летний ветеран войны и труда, отдавший морю свои лучшие годы жизни, решил расстаться с Архангельском и перебраться на родину — на Валдай, где родился и вырос, где начинался род Мочихиных и где покоится родительский прах.

Он изъездил пол-России, искал свою пристань в северных приморских городах, и казалось, море никогда не отпустит его от себя, но вот наступил час, и вечный зов природы, пробуждавшийся и раньше в нем ноющей болью в сердце, теперь позвал мощно и неотступно: пора!

Мочихин долго не решался оставить море, к которому прирос, друзей, учеников, с которыми сроднился, — это нелегко. Но голос природы звал и звал, будил его по ночам и не давал спать, мучил воспоминаниями детства. И он не выдержал, подчинился этому вечному зову предков: стал собираться, хотя и не сразу, откладывая и откладывая переезд. Но когда пришел май, Мочихин в последний раз съездил в Соломбалу, поклонился проснувшемуся Белому морю, уже взломавшему свой ледяной панцирь; проводил тоскливым взглядом крикливых чаек, спешивших к открытой воде, затем вернулся домой и твердо решил: «Все, еду!»

Уже перед самым отъездом в квартиру к Мочихину неожиданно постучали. Иван Алексеевич, обходя увязанные узлы и коробки, подошел к двери, открыл. На лестничной площадке он увидел мужчину лет сорока, в плаще, с коричневой папкой в руках.

— Вот же звонок, — показал на черную кнопку на косяке двери Мочихин.

— Извините, пожалуйста. Привычка, — смущенно сказал мужчина. — Мне бы к Ивану Алексеевичу Мочихину. Он здесь живет?

— Входите, — пригласил бывший моряк незнакомого гостя. — У нас тут кавардак, к отъезду готовлюсь, так уж не взыщите.

— Ничего, ничего. Я ненадолго.

Мочихин проводил мужчину в пустую комнату, принес из кухни стул.

— Я из Комитета госбезопасности, — представился гость, прежде чем сесть.

Иван Алексеевич и удивился неожиданному появлению сотрудника КГБ, и не удивился. В своей жизни он уже сталкивался с людьми подобных учреждений. И понял, зачем пришел к нему этот человек. Понял еще, что его «ненадолго» наверняка затянется.

— Простите, я сейчас, — сказал Мочихин и пошел на кухню. Через некоторое время он вернулся, неся кофейник и две небольшие фарфоровые чашки. Поставил их на подоконник, еще раз извинился, что принимает вот так, без удобств, пододвинул себе коробку с книгами, подготовленную к сдаче в багаж, налил в чашки кофе и сел.

— Вы, наверное, догадываетесь, зачем я к вам пришел. Не так ли, Иван Алексеевич? — помолчав, начал первым незнакомец.

— Вообще-то, да. Догадываюсь, — ответил Мочихин. — Но… Простите, как вас по батюшке?

— Виктор Павлович.

— Но вот какое дело, Виктор Павлович, все, что я могу вам сказать, я уже раньше сказал, в 1942 году. И не один раз. Поверьте, все сказал.

— Да-да, — торопливо проговорил мужчина, — но мне поручили… Понимаете, нужны отдельные детали. Вы, судя по документам, — единственный оставшийся в живых, и только вы сможете помочь.

— Вряд ли, — развел руками Мочихин. — Мертвым уже ничем не поможешь!

— Без вести пропавшим, — поправил его мужчина.

— Я-то знаю, что все они погибли, — твердо сказал Мочихин.

— Погибшим считается тот, у кого есть могила и чей прах могут удостоверить свидетели, что именно он, а не кто другой захоронен в могиле. На вас ведь тоже было заготовлено извещение как на пропавшего без вести…

— Это я уже слышал! — почему-то заволновался Иван Алексеевич. — Но вы попробуйте убедить их родных, жен, детей, которые едут туда каждый год. И я не могу сказать, что они пропали без вести. Не могу! Я дрался вместе с ними. И не моя вина, что я не остался там, с ними, не моя!

— Иван Алексеевич, вы, пожалуйста, не волнуйтесь, — стал успокаивать бывшего моряка Виктор Павлович. — Я вас ни в чем не обвиняю. Вы воевали честно, имеете награды. И я не затем пришел, чтобы ворошить ваше прошлое. Понимаете, у нас есть данные, что в ночь на второе сентября через Ондозеро должны были переправиться двое наших разведчиков из особого подразделения НКВД. Они должны были доставить сведения об оборонительных сооружениях противника, но вернулся только один, другой пропал.

— Я об этом ничего не знаю, — ответил Мочихин. — Перед нами была поставлена задача: разгромить вражеский гарнизон в деревне и освободить военнопленных, находившихся там. Из высокого начальства, конечно, должен был кто-то знать, а мы — рядовые, нам говорят: в атаку — идем в атаку, говорят: залечь и отстреливаться — ложимся и отстреливаемся…

— Вспомните, — перебил его гость, — когда начался бой, не видели ли вы случаем среди десантников девушку в гражданском? Маленькую, сухощавую такую, лет девятнадцати? Или среди убитых, когда вы… Ну, в общем, вы понимаете, о чем я говорю.