Моше Натан - Битва за Иерусалим

Все надеялись, что это лишь случайные, единичные выстрелы и что они скоро прекратятся — тогда можно будет заняться работой вплотную. Одна из очередей прошла прямо над головой Г ури и засыпала его листьями, сбитыми с дерева. «Короткое затишье, оборвавшее последний залп, дало мне повод все-таки предположить, — говорит Гури, — что речь идет о местном ограниченном инциденте».

Того же мнения был командир бригады, полковник Амитай, следивший за стрельбой из своего кабинета в штабе. «Я полагал, — рассказывает он, — что это обычная, так сказать, стрельба. Ничего неожиданного в ней не было. Вот уже двое суток, как то с одной, то с другой позиции иорданцев по любой причине открывали огонь. К нему присоединялись еще одна-другая иорданские огневые точки, спеша принять участие в «развлечении». Мы реагировали на эту стрельбу с большой сдержанностью. Я предполагал, что в конечном счете дело закончится после каких-нибудь тридцати минут этой пальбы «по наитию».

Между тем по радио передали предостережение главы правительства: «Мы снова повторяем и заявляем, что не нападем ни на одно государство, пока оно не пойдет на нас войной. Однако каждый, кто предпримет нападение на юге, столкнется с нашей полной решимостью защищаться и разгромить его силы». Несмотря на это предостережение (адресованное в первую очередь правительству Иордании), оказалось, что огонь не только не убавляется и не ослабевает, а, напротив, становится все более интенсивным, превращаясь в общую огневую атаку.

Не прошло много времени, и вся пограничная линия превратилась в гремящий ад. Велся безостановочный огонь из автоматических винтовок и всех видов автоматического оружия. Бесы пустились в пляс, и пляска эта обещала очень скоро превратиться в сплошной водоворот огня.

«Ух, — воскликнул кто-то, — пошла пылать городская черта!» Град огня словно выпотрошил улицу. «Скорей в убежища! В убежища!» — выкрикивали бойцы гражданской обороны, заставляя прохожих сворачивать и спускаться в подвалы общественных зданий. Туда прибывало все больше и больше людей, застигнутых по дороге на работу и за покупками. Разговоры в переполненных убежищах велись об одном и том же: «Он (Хусейн) не посмеет. Я тебе повторяю, он не дурак. Он не полезет в войну просто так».

— Решится или не решится?.. А между тем в иерусалимских больницах выписывали домой не очень тяжелых больных, а других выносили в коридоры, освобождая койки для тех тысяч раненых, о которых говорили мрачные прогнозы. Пока их поток не начал поступать, шла подготовка, и наряду с ней продолжалась обычная работа.

В Хадассе врачи принимали роды у трех рожениц. В подвале-убежище больницы кантор пел на церемонии оОрезания младенцев, чьи отцы в тот день ушли на войну. В операционной «чрезвычайке» работало пять врачей, заканчивая сложную операцию мозга.

Вестибюли больницы «Бикур холим», которая должна была принять первых раненых в городе, осаждали толпы добровольцев, явившихся, чтобы предложить любую помощь. Часть получила поручения, другие собрались в боковых флигелях, — их нечем было занять. Палаты были уже пусты. Больных перевели в здание больницы «3ив» на противоположной стороне улицы. Там их рассредоточили по этажам и корпусам, причем из-за нехватки коек многим пришлось ограничиться матрацем на полу.

В одном из отделений находилась группа детей. Некоторые ребята наблюдали за тем, что творилось вокруг с застывшим в глазах испугом. Другие баловались, выкрикивая: «Бух, бух — стреляют в нас!» Девушки-добровольцы пытались успокоить и утихомирить своих подопечных рассказами и играми. Окна больницы были еще не защищены, но уже появилась группа учащихся иешив, взявшихся исправить этот недостаток: они сняли пальто, засучили рукава и принялись насыпать в мешки песок. Из-под рубашек у них выбились нательные талиты [8] Талит катан (ивр.) — маленький талит, который всегда носит набожный еврей под верхней одеждой. .

У подъездов больницы собрались десятки владельцев машин, приехавших, чтобы участвовать в перевозке раненых. Они сами установили очередь и, бледные от волнения, ждал.; минуты, когда им прикажут завести автомобиль. Около ворот и в приемном покое толпились сестры и девушки-добровольцы. Все было готово к приему раненых.

Примерно в 11.15 начался плотный концентрированный артиллерийский обстрел всей территории еврейского Иерусалима. Надежды, что и теперь король Хусейн, как во время Синайской кампании, воздержится, разом испарились. Было уже несомненно, что король бессмысленно ведет свои войска к настоящему военному столкновению.

Не успел упасть и разорваться первый снаряд, как на всех улицах Иерусалима заклубился дым. Удар следовал за ударом. Мгновенно весь город как бы съежился и замер. Вдалеке слышался постепенно усиливающийся гул орудий. Снаряды, со свистом распарывая воздух, ложились один за другим, рвались, высекая яркие молнии, и забрасывали все вокруг градом огня и кипящей стали.

Командир танкистов Аарон с частью своей колонны успел добраться до Русского подворья. Еще пять танков его роты задержались в Бет-Заит и были уже на пути к центру Иерусалима, когда вокруг начали падать тяжелые снаряды, налетая сверху, как стервятники. То тут, то там вспыхивали снопы огня, исторгавшие затем черные клубы дыма. Улицы наискось прочерчивались молниями, вой набегал и раскатывался огромными громовыми ударами. Весь Иерусалим словно кипел в огненном котле.

В другом конце лагеря, где находился штаб бригады, командир полковник Амитай продолжал разработку ответных военных действий в Иерусалиме, чтобы быть готовым, когда он получит приказ о наступлении. Обстрел штаба не прекращался ни на минуту. Иорданцы в точности знали его расположение и успели пристреляться. Огонь велся педантично и размеренно. Оперативное помещение, где шла разработка планов, наполнилось копотью и дымом. «Я должен отметить, — говорит командир Иерусалимской бригады, — что было довольно сложно просидеть там два часа, принимая в огне и дыму быстрые, точные и выверенные решения».

Гремели все новые и новые разрывы. Полковник и его помощники старались не обращать на них внимания, пока один из снарядов не разорвался под стеной штаба, напротив окон оперативного помещения. Амитай распорядился перевести главные отделы командования бригадой в дом Эвелин де Ротшильд, а сам со своими офицерами выехал на бронетранспортерах к наблюдательному пункту на границе.

На юге Иерусалима несколько рот иерусалимского пехотного полка, которым командовал Ашер Драйзин, вот уж полчаса пытались выйти на подкрепление огневых рубежей южного фланга городской пограничной линии (северный заняли, как мы помним, бойцы из полка Хаима Гури), — фланга, удерживаемого в дни готовности малыми силами, чтобы не привлекать иорданские войска. Рота и еще полроты этого полка должны были достичь позиций в Абу-Торе и на горе Сион. Второй роте надо было добраться до учебной фермы, что рядом с Резиденцией Верховного комиссара, где дорога на юг Иерусалима оставалась без всякого заслона. Третья часть полка должна была занять позиции на Рамат-Рахель, напротив иорданского опорного пункта Колокол и арабского села Цур-Бахр. Четвертой было поручено выйти в район Минхат.