Моше Натан - Битва за Иерусалим

Однако слепой случай, так тяжко и немилосердно расправившийся с полком еще до прорыва в иорданский Иерусалим, за час до исторического штурма Старого города, снова нанес ему тяжелый удар, причем совсем с неожиданной стороны.

Солдаты 8-го полка спокойно посиживали в мечетях, монастырях и отелях между улицами Шхем и Салах ад-Дин, дожидаясь, когда их товарищи по бригаде выполнят свою задачу на холмах и позволят им приступить к прорыву в Старый город. Вокруг было тихо — тишина перед началом заключительного боя, который должен принести победу. Вдруг, безо всяких предварительных примет, послышался хорошо знакомый пикирующий свист. Затем взрыв, потрясший воздух и заставивший всех броситься на землю. Со всех сторон посыпались снаряды. («Что? Опять об-стрел? Откуда теперь, черт его подери?!»).

Солдат по имени Бавун приподнялся на локтях, предостерегая товарищей: «Ребята, — врассыпную! Бьют по нам!» Стабилизатор снаряда ударил ему в горло. Соседей ранило в голову и в живот, в напрасных поисках спасения они зарывались в землю. Опять послышались крики: «На помощь! Фельдшера!» — «Ради Бога, наложи повязку потуже». Казалось, все начинается сызнова.

«Поганое было чувство», — рассказывает один из бойцов. — Сгрудились все в одно место, ожидая, что каждую минуту нас накроет. Тут я впервые испугался. Когда с боем продвигаешься по улицам, ты занят делом и не помнишь о страхе. Но сидеть и беспомощно дожидаться, когда тебя шлепнет снарядом, — это совсем другое дело».

А снаряды! рвались и рвались, не ведая пощады. Один, налетев с истошным свистом, угодил прямехонько в башню французского монастыря и взорвался внутри нее с оглушительным громом. «Мы поднялись туда, — рассказывает Иоске Балаган, — и нашли троих из нашей роты. Один был контужен и окровавлен. Двое других лежали ничком, уткнувшись в обломки. Они не шевелились, их тела были изуродованы».

И вдруг неожиданно наступила тишина, а с нею — изматывающее ожидание.

— Это была лишь увертюра, — проговорил кто-то. — Еще немного, и начнется опять.

— Что тут происходит? — в недоумении, со злостью, отозвался второй. — Откуда, дьявол, они лупят?

— Слушай! Сейчас иорданская пехота потопает на нас в контратаку, — заключил третий.

Подозрительное безмолвие продолжалось, напряжение все росло. Так прошло пять минут. Прошло полчаса. Обстрел не возобновился. Один из солдат, вдруг узрев истину, проронил: «Нет тут никаких иорданских частей. Они не пришли и не придут».

Незадолго до того, как Моти отдал приказ устремиться на холмы, 6-й полк расположился на израильском выступе горы Скопус. Личный состав полка, потрепанный в страшном бою за Гив’ат- Хатахмошет, появился здесь уже накануне к вечеру предыдущего дня и вместе с саперами всю ночь расчищал минные поля между выступом и Августой Викторией, заложенные еще в Войну за Независимость. Теперь шли последние приготовления к маршу на Августу. Полицейские местного гарнизона убирали с шоссе бочки с бетоном, скатывая их в траншеи по сторонам дороги, в то вре-мя как саперы размечали трассу движения танков в обход минных полей. Парашютисты тем временем забавлялись старым оружием, которое они нашли тут на израильских позициях и которым никто не пользовался вот уже девятнадцать лет. «Было много смеха и веселья», — говорит один из командиров.

Ровно в 8.30, когда солдаты 6-го полка покончили с расчисткой шоссе и разметкой прохода для танков через минные поля, Моти связался с командиром полка Иосефом и приказал немедленно выступить в направлении Августы Виктории. Иосеф попросил 15-минутной отсрочки, чтобы завершить развертывание полка в боевой порядок. «Не было у нас этой четверти часа, — рассказывает Моти. — Мы изо всех сил спешили, чтобы опередить соглашение о прекращении огня. Я приказал Иосефу немедленно поднять полк в фронтальную атаку».

Иосеф подошел к рации и приказал танкам взять старт. Их задача состояла в том, чтобы прежде всего проникнуть на вражеский плацдарм, войти в соприкосновение с противником и разведать боем его позиции, поскольку парашютисты в то время еще не знали, какими силами обороняется высота, которой они должны овладеть. «Мы решили, — говорит Моти, — атаковать и без наличия сведений».

Танки поползли вперед, на ходу стреляя по минометным позициям иорданцев на горе Скопус. За танками двинулись ряды парашютистов, готовых к тяжелому бою. Цуриэль посмотрел на позиции, темневшие на горе, и подумал: «Теперь мы положим вторую половину нашей роты».

Он еще был занят этими мрачными мыслями, когда в небе засверкали израильские самолеты и легли в пике на Августу Викторию.

Гулкое рявканье пушек и минометов огласило иерусалимские холмы. Тут и там к гулу подключалось тарахтенье пулемета или грохот разлетающегося на куски блиндажа. Самолеты снова и снова, низко шь кируя, низвергались на Гив’а-Хацорфатит, на Скопус и Масличную и сеяли огонь, тотчас разгоравшийся в общий пожар. Все пехотные и бронетанковые подкрепления, стянутые иорданцами из Иерихона на выручку осажденного Иерусалима, были уже разбомблены и превращены в пылающие факеты. Очень скоро от них осталось лишь искареженное обгорелое железо.

Цуриэль напряженно вглядывался в вершину Масличной горы и смог заметить лишь несколько ласточек — они метались среди града смертоносной стали и в промежутках между взрывами оглашенно щебетали. Возле Августы над языками огня вырос столб дыма, заволакивая ясный небосвод пеленой непроницаемой мглы. Казалось, сама гора вот-вот запылает пламенем от бушующего на ней пожара.

«Знаешь, — сказал один связной другому, — наша авиация действительно показывает класс». Он включил свою рацию и настроился на переговоры летчиков, налетавших пара за парой на гряду. («Видел — в яблочко!». — «Прекрасно, прекрасно». — «Берегись, слева от тебя зенитки!»). Всякий, кто наблюдал за действиями летчиков, не мог удержаться от аплодисментов и возгласов одобрения.

Очередная бомба легла точно на позиции в районе Августы, окропив их раскаленным дождем. На земле в это время положение начало осложняться. Головной танк 6-го полка, который вел за собой колонну, неожиданно наскочил на мину — и как раз в том месте, где, по данным разведки, их не могло быть. Экипаж танка, потеряв самообладание, открыл беспорядочный огонь во все стороны. Иосеф тотчас отправил к танку вестового с приказом прекратить стрельбу и поручил роль ведущего другому танку, но и тот, пройдя несколько метров, подорвался на второй мине.

Позиции легиона, обстрелянные танками, безмолвствовали.

— Гиора, — обратился Иосеф к одному из ротных. — Бери солдат, и отправляйтесь атаковать позиции на горе.

Рота пошла вперед, пока не достигла заграждений перед укреплениями легиона. Гиора приказал развернуться в цепь. Укрепления по-прежнему безмолвствовали. Очаги сопротивления, по-видимому, здесь были подавлены еще прежде, чем рота вошла с ними в соприкосновение. Тишина казалась устойчивой. Но внезапная одиночная очередь взорвала ее. В соседней роще сверкнуло пламя. Гиора, который шел впереди, увлекая за собой роту, зашатался и упал. На его лбу зарделось кровавое пятно. Подбежавшему фельдшеру осталось лишь констатировать смерть. «То, что он шел впереди, да и вся его командирская осанка выделили его среди остальных, — говорит Моти, — потому-то пуля и остановила свой выбор именно на нем».