Михель Гавен - Дорогая Альма

— Жалко мне его. — Голос Маренн дрогнул, она почувствовала, как комок встал в горле. — Он уже немолод. Много пережил. И оставаясь здесь, почти наверняка погибнет. Ведь рано или поздно Олендорф добьется своего и произведет зачистку. Я очень сомневаюсь, что история с санаторием проживет долго.

— А себя тебе не жалко? — спросил Раух с грустной иронией. — Вот сейчас мы поедем на аэродром. Один шальной снаряд в машину — и все, нас нет. Это война. Что же касается санатория, не уверен. Ты знаешь нашу бюрократию: если бумага есть и она подписана высоким начальником, она работает. Не так-то просто ее отменить. Одним махом не получится. Надо снова пройти много инстанций. — Раух помолчал. — Иван — сильный человек. Он будет бороться. И если погибнет, то в борьбе. А от такой участи сейчас не застрахован никто. Ни молодой, ни старый, ни больной, ни здоровый.

— Госпожа оберштурмбаннфюрер, — на пороге снова появилась медсестра Вагнер. — Посланец штандартенфюрера настаивает, чтобы его приняли.

— Да, хорошо, Гертруда, зовите. — Маренн вернулась к столу.

— Хайль Гитлер!

В гостиную вошел молодой оберштурмфюрер в покрытом пылью дорожном плаще. В руках он держал мотоциклетный шлем с очками.

— Специальный пакет от штандартенфюрера СС Олендорфа, — доложил он. Раскрыв сумку, достал пакет с печатями. Вручив Маренн, положил на стол реестр. — Распишитесь.

— Благодарю. — Маренн поставила подпись. — Это все?

— Так точно. Разрешите идти?

— Да, конечно. — Маренн кивнула. Когда оберштурмфюрер вышел, протянула пакет Рауху.

— Будь добр, посмотри, что там. Не хочу даже прикасаться.

— Сейчас.

Раух вскрыл конверт, быстро пробежал глазами текст.

— Ничего особенного. То, что и сообщил Олендорф по телефону. Распоряжение выдать запас провианта для пленных Уманского лагеря, обеспечить водой и медицинской помощью. За подписью заместителя Рунштедта. Копия.

— Как же Олендорфу удалось этого добиться?

— Как обычно — по связям. — Раух пожал плечами. — Через Четвертое управление. Ты же знаешь Мюллера и его ищеек. — Он усмехнулся. — Это кладезь компромата. У них собрана картотека на всех вплоть до самого мелкого почтового чиновника. И они не устают ее пополнять. Каждый фактик от самых юных лет тщательно запротоколирован, а вдруг пригодится? Что же говорить о фельдмаршале фон Рунштедте. На него там — тома. Вот позволил себе Рунштедт, например, в Париже отвлечься ненадолго с симпатичной юной особой. Это ему кажется, что об этом никто не узнает, в особенности его жена. Жена-то, конечно, не узнает. Но только пока Мюллер этого не захочет. Потому что Мюллер будет знать точно и еще сделает фотокарточки в самых интимных позах. А понадобится ему что-то от Рунштедта, он — раз, фотокарточки на стол. Жене. А еще хуже — фюреру. Вот, мол, посмотрите, как у вас фельдмаршалы время проводят. Не о благе рейха размышляют на досуге. Все — карьере конец. Вот и в этот раз было так же, я уверен. Кому-то, от кого зависит решение, не исключено, что и самому фон Рунштедту, — Раух присвистнул, — предъявили такие карточки. И — решение в кармане. Когда надо, у них все найдется. А Олендорф сам к Четвертому управлению относится, ему такое дело по связям в рейхсканцелярии провернуть — это раз плюнуть. Вот на тебя тоже фотокарточки наверняка фрейлейн Беккер сделала, — пошутил Фриц. — И на меня, конечно. Вот прогуливаемся вместе, вот в машину сели, куда-то поехали. А потом раз — и Отто вышлют. Как оправдываться будешь? А еще скажут, какого-то хромого старика из местных прихватили. И все время его с собой таскали, как бы прикрытием.

— Я оправдываться не буду, ты же знаешь, — ответила Маренн, разбирая бумаги на столе. — Особенно перед Отто. Он сам тебя сюда прислал. Это было его решение. Я его не просила. Пусть думает. А сейчас мне надо готовиться к эвакуации. Транспорт прибудет через час. — Она посмотрела на часы. — Времени совсем мало. Надо проверить оборудование, чтобы все работало при траспортировке. А ты займи пост у окна, — попросила она, слабо улыбнувшись. — Если этот храбрый пес по кличке Граф появится у фонтана, сообщи мне. Я буду в палатах.

— Слушаюсь, госпожа оберштурмбаннфюрер. — Раух притворно приложил два пальца ко лбу. — А как же наше свидание? — напомнил он. — Отменяется, как я понимаю.

— Ты серьезно? — Маренн собрала бумаги в папку и с удивлением взглянула на него. — Какое свидание? Вот видишь. — Она постучала пальцем по пакету Олендорфа, лежавшему на столе. — Если у Ивана ничего не выйдет, а это не исключено, нам придется ехать туда и принимать участие во всем этом пропагандистском балагане. Никакого повода не выполнить приказ у меня не остается. Я должна прибыть. И даже если после этого мероприятия у меня останется время до самолета, прости, это будет не то настроение. Мы будем чувствовать себя, как будто нас вываляли в дерьме. Во всяком случае, я.

— А я почему-то думаю, что у Ивана все получится. — Раух подошел сзади и положил ей руки на талию. — Он — смелый человек, и если даже ему придется сделать все одному с лесничихой — он сделает. Так что с Олендорфом мы сегодня не увидимся, я уверен. Не то чтобы никогда не увидимся, — он усмехнулся, — но сегодня — это точно. Пусть сам фотографируется с большевистским генералом. У нас найдутся другие дела. — Он наклонился и поцеловал ее в шею.

— Руки убери, пожалуйста, и встань к окну, на пост. — Маренн отстранилась. — Прозеваешь собаку. Может войти Вагнер, — объяснила она. — Я бы не хотела, чтобы она все это видела. Здесь не место.

— Но обещай, что если будет время до самолета…

— Гауптштурмфюрер, займите пост. — Маренн с притворной серьезностью сдвинула брови. — Если останется время до самолета. Ты же сам сказал, нам еще до этого самолета надо доехать. Один шальной снаряд — и все. Доедем — там посмотрим, — пообещала она.

— Собственно, этого я и добивался. — Раух снова встал к окну. — Я говорил, что буду добиваться, вот и добиваюсь. Не выйдет до самолета — буду требовать, чтобы назначила в Берлине. До отъезда в Смоленск.

— Добивайся, я не возражаю. — Маренн улыбнулась и, взяв папку, направилась к двери. — Я — в палаты. Гертруда, вот сопроводительные документы на тех, кому были проведены торакальные операции, — она вручила папку медсестре. — Внесите в общий список, пожалуйста.

— Слушаюсь, госпожа оберштурмбаннфюрер. — Медсестра Вагнер встала. — Касательно шарфюрера из четвертой палаты, вот взгляните. — Она протянула Маренн карточку. — Старшая медсестра считает, что он нетранспортабелен. Его надо оставить здесь.

— На чем она основывается? — Маренн взглянуда в документ. — Состояние стабильное? Его стабилизировали вчера утром. Что-то изменилось? Почему не доложили?