Нина Емельянова - Рождение командира

Да, можно было вымыться, переодеться, старательно причесываться каждое утро, даже посмотреть на себя в зеркало, сесть, положив руки на колени, и думать, думать…

«Вот прошла трудная полоса боев», — думала Лиза, представляя себе, что, может быть, теперь она скоро увидит Шебалина, но испытывая не радость от этой мысли, а почему-то не проходящее острое чувство потери. Это чувство относилось, конечно, к тому, что она пережила за время боев, находясь на батарее среди людей, отдававших как должное свои силы и жизнь за общее великое дело, но оно распространялось и куда-то дальше. Она поискала, нет ли у нее другой потери, но большей, чем расстаться с боевыми товарищами, артиллеристами, ставшими ей родными, у нее не было. Почему же мысль о встрече с Шебалиным вызывала опасение расстаться с товарищами? Как будто не могло быть то и другое вместе?

Лиза внезапно почувствовала, что все пережитое ничего не прибавляет ей в глазах подполковника Шебалина, наоборот, кладет на нее отпечаток, какого он не хочет в ней видеть. Может быть, это и правда лишает ее женственности, того, что в его присутствии всегда — она знала — усиливалось в ней? А что такое женственность?

Лиза засмеялась тихонько: вот когда пришел ей в голову вопрос о женственности! Что это — внешнее, и ее можно себе придать больше или меньше прической, платьем? Или она живет внутри человека и сказывается во всех его движениях, в обращении с людьми? Если верно последнее, то этого же нельзя уничтожить ни трудным путем по грязи, ни сапогами — ничем!

Никак не выходило, что она могла бы что-то потерять в себе от трудной — физически — жизни, которой она жила на фронте. Но Шебалин сказал: «Неосознанное желание чувствовать, что к тебе тянутся мужчины». Надо все-таки честно обдумать, есть в ней такое желание или нет? Она знала в себе подъем всех душевных и физических сил, каким она отзывалась на присутствие Шебалина. Что-то трепетало в груди радостное и горячее, слова, которые она говорила при нем, были самые верные и нужные, движения — точные и легкие. Никогда она не думала, как удобно, складно, красиво может двигаться она в простой своей форменной одежде. Ей казалось, так могло быть только при нем одном. И такого же она хотела только от него.

И он мог так ей сказать!

Все больше понимала она, почему ей было так стыдно разговаривать с ним, сидеть близко от него, представлять себе, что он может коснуться ее руки, обнять. Стыдно было потому, что от него шло к ней совсем другое, чем возникавшее ее чувство к нему. Она понимала это.

И тут она поняла и то, почему ей казалось ужасным, если бы бойцы ее батареи и лейтенант Арзамасцев узнали, что ей нравится подполковник Шебалин. Он видит ее только с какой-то одной стороны. Ну и что ж? Значит, не надо стремиться видеть его. Вот и все!

Но это было легко сказать, а перестать думать было трудно. После нескольких дней передышки их полк получил задание двигаться на запад. Лиза узнала в штабе, что подполковник Шебалин в прошедших боях снова «проявил исключительные личные качества», был серьезно ранен и Отправлен в госпиталь. И Лиза больше не могла запретить себе думать о нем.

Летом, уже на Днестре, когда полк больше месяца находился в обороне — сравнительно «мирной» обстановке — и даже участвовал в поверочных стрельбах, Лиза снова попала в штаб своего полка. За столом под большим дубом с блестящей, свежей и чистой листвой и темным кривым стволом, сидел инспектор штаба артиллерии фронта, немолодой полковник, с покрасневшим, словно от жары, лицом, и просматривал записанные и уже раз поправленные им результаты поверочных стрельб. Но в лесу как раз было не жарко: ветви кленов, дубов, ясеней сплетались, образуя почти сплошную тень, да и время уже было после полудня.

«Вот как наши обжились здесь», — подумала Лиза, осматриваясь и отмечая все подробности не только привычной ей, а и ставшей любимой обстановки своей части. От небольшой поляны веером расходились плотные серые тропинки. Стволы деревьев и темная зелень кустов, так осыпанных светлыми молодыми побегами, что казалось, их пронизывает солнце, и эта сеть плотно прибитых дорожек — все напоминало расчищенный парк, и только вход в землянку, накрытую двумя рядами бревен и дерном, нарушал впечатление.

Если же посмотреть по сторонам, то в лесу открывалось многое, что указывало на жизнь целой воинской части. Внимательный взгляд мог бы заметить легковую трофейную машину с пятнистым — зеленым и коричневым — кузовом, круглую, заросшую травой насыпь над блиндажом, дальше, в кустах, грузовую машину и около нее железные бочки, разостланную плащ-палатку со смятой шинелью на ней, и — еще дальше — расставленные на краю широкой поляны столы, и около них деревянные зеленые ящики с большими замками. За столом сидели несколько офицеров, среди них был и командир полка, и тут же под натянутым брезентом телефонист с несколькими телефонными аппаратами и трубками. Здесь размещался штаб полка.

Лиза только что миновала поляну и свернула на тропинку. Она шла, задумчиво глядя на солнечные кружочки под ногами, думая о полученном из дома письме. Кто-то шел ей навстречу. Она подняла глаза и остановилась, ее будто толкнули в грудь: по тропинке, все такой же красивый и свежий, прямо к ней шел подполковник Шебалин. Лиза не помнила, подошел ли он к ней, но она застала себя рядом с Шебалиным, он держал ее руки, смотрел на нее, улыбался привлекательной своей улыбкой, спрашивал о чем-то, и Лиза чувствовала, что, как и всегда при нем, отвечает словами самыми верными и нужными, двигается особенно складно и легко.

— Значит, теперь мы будем вместе? — спросил наконец Шебалин. — Скажи мне, скажи!

— Вместе, конечно! — ответила Лиза, не очень понимая, как это они могут быть больше вместе, чем сейчас.

Они медленно шли по дорожке, открывая самое главное для них. После долгой тревоги за него радость, такая внезапная, узнавание друг друга, наконец наступившее, — все было хорошо и счастливо.

Когда Шебалин, простившись с Лизой, подошел к сидевшим у стола офицерам, Лиза остановилась на дорожке: ей все было видно и слышно отсюда.

— Ну, как у вас дела? — подсаживаясь к столу, спросил он помначштаба Горбунова. И все с той же своей небрежной манерой, не дослушав его ответа, он повернулся в сторону полковника, приехавшего с инспекцией из штаба артиллерии.

Эту унизительную для собеседника манеру Лиза знала давно и очень не любила, но сейчас она постаралась объяснить ее себе: Шебалин шел к полковнику и не мог отвлекаться беседами с Горбуновым.

— Ну как, закончили? — спросил Шебалин.

Инспектор артиллерии поднял голову, посмотрел на него и ответил:

— Заканчиваем. Вот сейчас акт подпишем. Не хотите взглянуть? — Он показал на длинный, сантиметров тридцать, осколок снаряда.