Нина Емельянова - Рождение командира

А когда нога мальчика была перевязана — Лиза сама видела, как верно прошел разрез и как все очистилось, — они вместе с матерью отнесли его в подвал. Лиза вышла на улицу и стояла под деревом, думая, что она правильно решилась на настоящую операцию.

Голые ветви, растопырившись над ней, все яснее виднелись в небе, и она поняла, что рассветает.

Две женщины подошли к ней, и Лиза попросила их, у кого есть чистое старое белье, принести ей: у нее кончается перевязочный материал, а раненых еще много.

«А как же письма из дому? — подумала она, дожидаясь ушедших женщин, и вспомнила свою мать, отца и маленькую сестренку: ни о ком из них она давно ничего не знает. — Наверно, лежат их письма там, в медсанбате, а переслать некуда». Лиза потянула к себе ветку, она была вся бугорками — тугие почки уже распускались. Было самое время весны.

Встреча Лизы с подполковником Шебалиным произошла в весенний предвечерний час, когда дороги были матово-серые, мягкие, а одетые полной листвой деревья по сторонам — синевато-зеленые. Лиза пришла в санроту с разрешения Арзамасцева: очень хотелось узнать, как живут Оля и Наташа, не получают ли писем от своих, из родного города?

Шебалин, подполковник из штаба артиллерии армии, приехал в бригаду на «виллисе» и шел по лесу с начальником штаба Лукиным к землянке командира полка. Подполковник был в темно-синем, особенного, очень хорошего качества комбинезоне, перехваченном в поясе широким ремнем, и все офицеры обращали внимание на невиданную еще одежду, на его изящную, несколько небрежную походку и оглядывали Шебалина, как постороннего человека.

— Этот Шебалин очень смелый человек! — сказал стоявший около Лизы замполит полка, как будто хотел не то для Лизы, не то для себя опровергнуть невыгодное впечатление, которое, видимо, и на него производила наружность подполковника.

Около большой четырехскатной палатки полковой санроты Лиза договаривала что-то, прощаясь с Олей. Шебалин прошел мимо, почти не повернув головы в сторону девушек, но Лиза поняла, что он ее заметил, и — даже больше — поняла, что понравилась ему. Когда незнакомый ей подполковник отошел на несколько шагов, он круто обернулся, прямо взглянул на Лизу — она смотрела в его сторону и не успела отвести взгляд — и, сделав четкий военный поворот, продолжал идти рядом с начальникам штаба.

— Чья? — спросил он Лукина.

— Вы о чем? — не понял тот.

— О той высокой.

Лукин посмотрел с неодобрением.

— Ничья, — сказал он, — или, лучше, своя собственная.

— Такая? Не может быть. Так, значит, я никому не помешаю, если попробую подружиться с ней?

— Дело ваше. Не помешаете, — сухо сказал Лукин и, чтобы прервать разговор, сказал то, что уже видел и сам Шебалин: — Вон ваш парторг идет.

Лиза не слышала слов, но поняла, о чем говорили Шебалин с начштаба, рассердилась и покраснела. Подполковник заметил это и подошел к Лизе.

— Простите, — сказал он, — я действительно спросил о вас, мне показалось, что мы где-то встречались…

— Мы не встречались, — резко ответила Лиза и отошла.

Все же это ничему не помешало: в тот же день Шебалин подвез Лизу на «виллисе» до ее батареи и был встречен недружелюбным взглядом Арзамасцева. Чувствуя неловкость от присутствия Шебалина, которое ее явно касалось, Лиза посмотрела на подполковника внимательнее. Красивое его лицо, густые, зачесанные назад волосы и то, что на нем все было такое подчеркнуто чистое и щегольское, должно было нравиться людям, и этого, конечно, и хотел Шебалин. Но здесь, на передовой, как верно заметила Лиза, он, по-видимому, редко кому из мужчин нравился.

Но, чего она никак не ждала, подполковник Шебалин крепко занял ее мысли. Как это могло случиться, когда в тот раз, по дороге, они почти не разговаривали, когда она прежде всего замечала в нем то, что ей не нравилось? Этого она не знала, но ей хотелось увидеть его еще раз. Желание ее сбылось довольно скоро: через несколько дней подполковник заехал на батарею и она нашла время поговорить с ним. Они разговаривали гораздо больше, чем в первую встречу, и он интересно рассказывал о себе, о своем детстве на берегу Суры.

Одного боялась Лиза: как бы не догадались и лейтенант Арзамасцев, и бойцы батареи, и старший сержант Шошин, и Леша Краев, что ей нравится этот нарядный, небрежный человек. Что Шебалин из-за нее уже который раз заезжает на батарею — это все понимали, а вот что она… «Это было бы ужасно», — думала Лиза, а чем ужасно — не знала.

Лиза замечала, что, слушая подполковника, командиры батарей не очень-то одобряют его манеру говорить, слегка рисуясь: «Он уже увел отсюда лучшие свои дивизии: «Герман Геринг» и вторую — тоже «СС». Она понимала, что Шебалину самому приятно — вот он, молодой подполковник, а так осведомлен во всем, что касается расположения немецких дивизий на их фронте. Лиза догадывалась, что сам-то Шебалин прекрасно знает, о чем можно сказать при всех вслух, о чем нельзя, но все же тон подполковника и ей не нравился. Обращался он к офицерам с таким видом, что вот всей душой рад бы он сказать еще больше, но… вы понимаете. А он-то, конечно, осведомлен обо всем решительно! «Перед нашим фронтом противник особыми резервами не располагает», — продолжал он, блестя глазами, повышая голос и слегка постукивая ногой по земле.

Но, услышав однажды, как Шебалин, стоя среди бойцов их батареи, весело разговаривает с ними, Лиза обрадовалась: в этой беседе он был совсем другим — более искренним и серьезным. Тем настоящим, которого Лиза так стремилась в нем угадать! Он шутил и даже балагурил с артиллеристами; ей понравилось, что он ничуть не старался подладиться к бойцам, и они это чувствовали.

«Вот, я так и знала, что он только напускает на себя, разговаривая с офицерами, а он совсем другой!» — счастливо думала Лиза.

— Как вы очутились на передовой? — спросил он однажды Лизу. — Догадываюсь, что хотели помогать нам, отдавать все силы? — Он улыбнулся чуть-чуть покровительственно. — Но если вы хотели приносить как можно больше пользы, то не лучше ли было выбрать обыкновенный полевой госпиталь?

— Я и была сначала в обыкновенном госпитале, — ответила Лиза уклончиво, — когда училась…

— А зачем все-таки вы стремитесь испытывать неимоверные лишения трудного — не для женщин — пути? Вы такая женственная, легкая, красивая. Я вас представляю себе совсем другой, не в этих сапогах и гимнастерке… — Он оглядел Лизу всю целиком, так, что она покраснела. — Чем больше я думаю, тем яснее вижу, что красивыми девушками, идущими на фронт, руководит неосознанное желание чувствовать, что к ним тянутся мужчины.

— Ну, знаете, — вспыхнув, оборвала Лиза, — это гадко — так говорить. Я не хочу слушать пошлости! — И ушла, выдернув свою руку из его руки, когда он хотел ее удержать. Может быть, про себя она иногда и думала, что все-таки женщинам трудно на фронте, но никто не смел так говорить с ней!