Артём Чепкасов - День за два. Записки «карандаша» чеченской войны

– Ты совсем страх потерял, сука? – Гафур вихрем подлетел к дневальному, схватил его за шиворот, дёрнул на себя и ударил лицом об колено. – Ты куда жопу мостишь? Ты где должен быть? Дежурный по роте, ко мне! Бегом!

Евдокимов появился перед нами мгновенно.

– Что у тебя здесь творится? – ещё громче закричал разозлённый Татарин и толкнул младшего сержанта, но тот, устояв на ногах, ничего не ответил.

– Они у тебя даже не знают, койка погибшего на войне, самое святое, что может быть в располаге? – ревел мой друг, и успокаивать его было бесполезно.

Евдокимов продолжал молчать, но и во тьме было видно, как его глаза наливаются злобой. К тому же, ответ напрашивался сам собой. За спиной дежурного по роте уже встали его бойцы, готовые биться за своё, и я сам не заметил, как сорвал с Витькиной койки дужку, вовсе не думая, что тоже покусился на святыню.

Гафур первым ударил Евдокимова, у того из носа потекла кровь, что и стало знаком, рвать. На Татарина накинулись толпой. Позабыв про меня и, воспользовавшись ситуацией, я со всей дури огрел кого-то по спине. Кто-то взвыл, кото-то я потащил на себя, махом получив по голове.

Битва была недолгой. Мы проиграли. По количеству. И были вынуждены ретироваться в уличной курилке, где, к нашему изумлению, столпились уже другие дембеля, тоже пьяные и битые. Время близилось к полуночи.

– Духи оборзели, – сплюнул наземь кровавой слюной Белаз.

– Делать что? – негодуя спросил Серый и, затянувшись да выпустив дым через ноздри, неопределённо добавил. – Не прощать же им теперь…

– Точняк. Вспомните, как наши дембеля в феврале из Грозного вернулись и какое к ним уважение было. Через минуту все в полку знали, пацаны с Чечни приехали. У меня неделю потом грудину ломило, а в санчасти делали вид, что не видят синяка.

– Да, не, верняк, нельзя духам такого оставлять, а то совсем порядка в армии не будет…

– Никто оставлять и не собирается, – заверил Кот. – Нас без Рапиры восемнадцать, давай все вместе, толпой по каждой роте отдельно пробежимся, их там тоже от силы по двадцать – тридцать человек.

Предложение приняли единогласно, если не считать Кота, но от него иного и не ждали.

Намотав на кулаки ремни, пряжками вперёд, навроде кастетов, начали с первого этажа, – роты материально-технического обеспечения. И засыпая на своей койке, довольный дембельским превосходством, я долго ещё слышал стоны да хрипы наказанных нами молодых бойцов, и мысленно, смакуя каждое слово, повторял сказанное кем-то из нас: «Мы своих дедов помним и эти нас будут помнить». Стыдно за такую глупость не было.

Мы победили. Пьяные идиоты, вырвавшиеся из грязи войны, чтобы жить, мы уже не боялись сдохнуть. А им, молодым, ничего пока не знавшим, окромя нарядов, не видевшим растерзанные тела, ещё было страшно. Большинство духов попросту струсили, завидев нашу толпу. Не сумев собраться вместе и вновь задавить нас числом, они разбежались по своим углам. Полторагода назад мы также не умели дать отпор всего трём старослужащим нашей роты – Колчану, Трофименко и Шкету, и те изгалялись над нами, насколько им хватало фантазии. Так чего же мне стыдиться?

Так мы и ходили из роты в роту, пока об экзекуции не прознал ответственный по части и не отправил на борьбу с нами караул с оружием. Овчинников приказал нас арестовать, но начкар, сам бывший срочником в первую чеченскую и теперь, по окончании военного училища, вернувшийся в часть командиром взвода одной из рот, не подчинился. Однако пообещал, коли сию секунду не угомонимся да не ляжем отдыхать, лично расстреляет и вывезет наши трупы в Дагестан, а комполка, боясь лишиться должности, подпишет документы, как надо. Пропали без вести в районе выполнения служебно-боевых задач по пути следования в часть для увольнения в запас. Война кругом, кто разбираться станет?

Поверили.

А Евдокимов молодец. Бился подобно вожаку стаи. Этот на войне выживет, а, если и погибнуть случится, то не за просто так. Одного – двух чехов с собой затянет. Такие характеры – редкость, и Арутюнян сумел разглядеть лидера и бойца. Старшинский опыт дорогого стоит.

Меня кто-то неистово тряс за плечо и, разлепив кое-как веки, я увидел Татарина.

– Курт, подъём. Старшина кличет.

– Зачем? –простонал я мученически.

Голова раскалывалась, и с трудом сев на койке, я медленно оглядел располагу.

Всё чисто, аккуратно, как и подобает в армии. Кантики на кроватях отбиты, тумбочки от пыли протёрты. В первое мгновение весь этот блеск даже убедил меня, произошедшее ночью, приснилось. Не может быть такого великолепия там, где дневального нормально и то выставить не способны.

– Сколь уже?

– Без двадцати десять, – ответил Гафур и поторопил. – Одевайся, айда.

Он уже был в форме и, чертыхнувшись, я взял с табурета свою, бережно сложенную, хоть и не помнил, как складывал её.

Напялил и не поверил своим глазам. Стянул китель и внимательно присмотрелся к дембельскому, пришитому со знанием дела, если, вообще, не с нежной любовью, плотному подворотничку. Чёрными нитками. Стёжечка ровнёхонькая, мелкая. Я улыбнулся, будто малец сладости какой, но Татарин озадачил:

– Рано радуешься, попали по ходу. Будет нам дембель, года через два дисбата. Шайтан.

Я растерянно завертел головой и покорно пошёл за другом, взволнованно спросив:

– Покалечили кого?

Ответить Татарин не успел, и стоило мне переступить порог канцелярии роты, как я сразу же получил под дых от Арутюняна.

– Ай, петух абаный, – зло прошипел прапорщик. – Лучше бы тебя в Чечне убило, чем с таким позором в тюрьму.

– Чё стряслось, старшина? – возразил я сдавленным голосом, но тут же снова согнулся пополам и закашлялся.

От второго удара, показавшегося мне сильнее первого.

«Надо же, ходить прапор толком не может, а в руках сила прежняя», – неприязненно подумал я об Арутюняне.

– Ай, закрой рот, – потребовал он и бессильно опустился на раскладушку.

Молчали долго. Каждый думал о своём.

За простывшим окном опять ленился серый дождик и по небу наперегонки неслись тёмно-синие тучи. Я представил, если бы рядом с нашей казармой было бы хоть одно деревце, неистовый ветер обязательно выдрал бы его с корнем и унёс далеко – далеко из этой степи. Туда, где оно будет среди своих. Где вечные могучие леса. В тайгу. В Сибирь. В Канск. Но деревьев на территории части было раз – два и обчёлся. Повсюду лишь скучные колючие кустарники.

– Ай, оглох, – вернул меня в реальность армянский акцент. – Бэри.

Я взял коротенький листок, протянутый мне прапорщиком, и краем глаза заметил такой же в руке Татарина.

Увольнительная записка в город. На целые сутки. Оказывается, на войне я успел забыть, как выглядит самый желанный солдатский документ. Конечно же, не считая военного билета с записью «Уволен в запас, согласно приказа МО РФ».