Ванане - Дым в горах

– Хочешь, чтобы мы тебя убили?

Не получив ответа, он пнул армянина в грудь ногой, но тот не сдвинулся с места, а лишь чуть улыбнулся, обнажая кровавые поломанные зубы. Смотря в пол, старик выплюнул алую жидкость и хмыкнул.

– Убейте меня. Мне что с того, – отчетливо, без эмоций произнес он, и ни один мускул не дрогнул на его лице.

Солдат цокнул, издав смешок, и схватил старика за грудь, поднимая к себе. Резким движением он швырнул худощавого армянина на пол и наклонился к нему.

– Ты думаешь, я шучу, козел?! – прокричал он. – Да я тебя на куски разрежу, ничего от тебя не останется, понял, старый? – ясно проговорил мужчина.

Старик скорчился от боли, но все равно растянул губы в улыбке, большими глазами смотря на дерево, за которым прятались дети его народа, словно чувствуя их присутствие рядом. Солдаты стали перешептываться между собой, разъяренные до предела.

– Ну и что? – легко спросил армянин, тяжело дыша. Мужчины посмотрели на него, дыша одной ненавистью к человеку, которого даже не знали. – Я только возвращусь к своей семье. Наконец снова увижу их. Обниму свою дочь, жену. Убив меня, вы все равно не убьете нацию. Вы нас всех никогда не уберете с лица Земли. И даже забрав все, своим не сделаете.

Солдат опустился на корточки, с наигранной жалостью взглянув на беззащитного старика.

– Считай, мы уже сделали, – произнес мужчина, но получил лишь смех старика в ответ.

– Ты когда-то умрешь, мальчик мой. – сказал армянин, смотря солдату прямо в глаза, пока двое его приятелей стояли позади, скрестив руки на груди. – А мы бессмертны.

Неожиданный выстрел прогремел в лесу. Двое солдат сели на своих лошадей, дожидаясь третьего. Тот встал, озадаченно посмотрев на безжизненного старика, и медленным шагом подошел к друзьям, оседлав свою лошадь. Молча они ускакали в другую сторону, оставив мертвого посреди леса. Рубен же как мог быстро подошел к армянину и сел около него. Ануш и Арам вышли из укрытия и медленно, в страхе, подошли к нему. Парень опустил голову, закрыв глаза, и девочка посмотрела на руку армянина, в которой был зажат крест.

– Он мертв? – шепотом спросила Ануш, сводя брови вместе.

Она вцепилась в плечи брата, который схватился за ее руки, боясь отойти хоть на шаг. После недолгого молчания Рубен поднял голову, избегая взгляда детей.

– Да, – ответил юноша, стараясь успокоить свое прерывающееся дыхание. – Да, он мертв.

Но им так только казалось. На самом деле он был жив – он все еще жил в простых, но безупречных мелодиях Саят-Новы, в картинах Акопа Овнатаняна, в библейских словах… Он был повсюду – в природе, в девочке и мальчике, смотрящих на него, в юноше, склонившемся рядом с ним на колени. Человек с нацией был бессмертен, пока нация была дружна и жила, как единый организм, и он, зная это, не стал жертвой – он стал вечным. Рубен опустил веки армянина и положил мужчину на спину, сложив его руки на груди. Нарисовав перед ним крест, юноша встал и, пустым взглядом посмотрев на карту, слабо улыбнулся испуганным детям. Ануш судорожно сглотнула, не в силах отвести свои глаза от безжизненного армянина. Ее слезы, нежно скользя по щеке, падали на землю. Рубен положил свою ладонь на ее плечо, заставляя девочку перевести свое внимание на него.

– Он все еще видит нас, не забывайте. Не расстраивайте его слезами, – сказал парень и прошел мимо них, внимательно разглядывая карту.

Ануш повернулась, чтобы пойти за ним, но все еще довольно крепкая рука Арама остановила ее. Мальчик обернулся к ним, хмуро смотря на спину Рубена.

– То есть он… в раю? – неуверенно произнес он.

Молодой человек встал, как вкопанный. Его глаза были полны невероятной тоской и вечной верой. Он взглянул на ребенка.

– Да, Арамик. Он в раю, – улыбаясь, ответил Рубен, в последний раз посмотрев на старика.

Его губы дрогнули в желании произнести еще хоть несколько слов, но их больше не нашлось. Они утонули в потоке непринятия и непонимания происходящего, будто все было страшным сном и они не просыпались.

Рубен пошел дальше, и дети последовали за ним. Ночь постепенно побеждала вечер, и звездный шатер медленно распластался по темному небу. Звезды создавали созвездия, в которых так сильно хотел оказаться маленький мальчик, распахнутыми глазами смотрящий на них. Оказаться посреди бесконечной Вселенной, окруженным лишь материей, в которой тонули планеты. Космос, где не было войн, не было страха и ненависти, одна пустота.

Ануш тоже подняла глаза на небо и на мгновение захотела очутиться там, но с другой мыслью. Ей хотелось исчезнуть. Раствориться в бесконечности черной материи, в своих уже несбыточных мечтах. Все, чего она хотела, – чтобы происходящее на самом деле оказалось лишь сном, но все казалось слишком настоящим, невыносимо реальным. И она могла только смотреть на звезды и представлять, что это нескончаемое страшное сновидение унесет ее в далекие дали, где Арамик будет защищен от беспощадной судьбы, где ее народ будет спасен. Она слишком остро ощущала каждую потерю, даже не видя и не зная их, самых сильных людей на планете Земля, – своих сородичей, своих земляков, носителей той же крови и той же веры.

И она пела изнутри. Все, что могло ее спасти, – незамысловатые песни, наполняющие ее необъятную душу, увидевшую слишком много. Она пела, танцевала, без сил делать это физически, она создала новый мир в своих мыслях и жила, дышала там. Мир, где не было зла и добра, где все были равны, где каждое слово принималось со вниманием, где люди друг друга наконец-то слышали. В реальности же люди старались перекричать друг друга, словно после смерти их крики будут важны, но были неправы. Строя замки без веры, на людских жертвах, думая лишь о деньгах и славе, они рушили драгоценные, хрупкие жизни, не понимая, что творят. Не осознавая бессмысленности денег по сравнению с любовью и светом, они поглощались тьмой, бесконечной тьмой, высасывающей из них остатки всего человечного. И неужели они, забывшие себя самих люди, могли считать себя живыми? Не имея больше ни имени, ни чести, они поглощались вечностью, умирая в ту же секунду, что последний луч солнца выходил из их почерневшего сердца и легких, полных дымом невозвратного. И разве могли они вернуть прошлое, изменить свои решения? Они потерялись навсегда, наполовину люди, наполовину мертвецы.

Каждый, кто ставил что-либо выше любви, в то же мгновение прекращал свое существование, превращаясь во что-то меньшее, чем человек, и большее, чем монстр. Их призраки никогда не находили покоя, гоняясь за тем, что они не смогут больше вернуть, – самими собой. И тот, в сердце кого еще был жив росток ромашки, крепко погруженный в прекрасную землю, все еще противостоял сильному ветру, старающемуся сорвать его с корнем. Но ветру это не удавалось.