Иосиф Берг - Выжить, чтобы жить. Часть вторая романа «Sancta roza»

– Ну, как обустроились? – улыбаясь, спросил он всех сразу.

– Как видите, порядок, Анастасия Павловна на операции, – в голос сообщили сестра и санитарки.

– Доктора беспокоить не следует, пусть делает свое дело, – ответил капитан третьего ранга.

Пройдясь по коридору, заглянув сквозь открытые решетки в каждое купе, он покинул вагон. На улице у входа курили Дворников и штрафники хозяйственной команды.

– Молодцы, быстро управились, спасибо, – обратился комбат к добровольцам и продолжил: – Иван Петрович, я поручил командирам рот выделить по одному человеку в похоронную команду. В случае необходимости можете их задействовать для хозяйственных нужд. Да, после похорон погибших двух своих бойцов оставьте при медиках, мало ли что понадобится, а остальных направьте на восстановление железнодорожного полотна. Пока железнодорожников ждем, надо воронку закопать и поврежденные шпалы с насыпи убрать.

– Сделаем, – отозвался Дворников, потушив о свою руку недокуренную папиросу. От махорки Политика отказывался принципиально. Если не находилось папирос, вообще не курил. После паузы Дворников обратился к подчинённым:

– Слыхали, что комбат сказал? Алёшин, вас дамы любят, наблюдал, как у них глаза горят, когда вы рядом. Стало быть, остаётесь при госпитале. Пусть сестрички потешатся!

– Я что, клоун при медчасти? – недовольно буркнул Алёшин.

– Ну почему же сразу клоун? На вас – костер, горячая вода и все такое по мелочам, что скажут. Берегите их! Остальным – за мной могилу копать, потом нас насыпь ждет.

– Командир какой, раскомандовался! Дай хоть перекурить чуток, – в тон Илье пропел кто-то из подчиненных переменников.

– По дороге покурите, айда вперед, я замыкающий, – скомандовал бывший подпоручик.

– Алёшин, если бабы совсем одолеют или без удержу домогаться начнут, зови, мы от помощи не откажемся, – изрек тот же голос из удаляющейся группы сослуживцев, подхваченный дружным хохотом и едкими репликами выглядывающих из теплушек бойцов переменного состава.

– Сам управлюсь, – сдержанно хихикнул великан вслед уходящим товарищам.

Продолжая хохотать, все три добровольца полезли под вагон, перебираясь на другую сторону состава, затем выстроились в одну колонну и по привычке, как в рабочей зоне ГУЛАГа, направились к стоявшему на опушке леса майору НКВД. Политика был четвертым. Он, как десятник на зоне, шел сбоку строя, внимательно оглядывая бойцов НКВД, стоявших с автоматами наизготове и с собаками в охранении настежь открытых вагонов с добровольцами.

Место для братской могилы офицеры штрафбата выбирали долго. Спор прекратился после того, как в лесу недалеко от железнодорожного полотна была найдена большая воронка, образованная от взрывов бомб с валяющимися вырванными с корнями деревьями по краям. Определив удачное расположение, Дворников предложил очистить поляну и воронку от завалов, обкопать ее края, превратив яму в просторную могилу, затем порубить ветви валяющихся деревьев на дрова для вагонных буржуек, а стволы вытащить ближе к железнодорожной насыпи. Двое из его команды, вооружившись топорами, принялись обрубать ветки, изготавливая небольшие чурбаны. Прямые оголенные стволы на всякий случай складировали вдоль железнодорожного полотна.

Распределив подчинённых на выполнение необходимых работ, Политика направился осматривать теплушки и вагоны. Повернув в конец состава, Дворников Иван лицом к лицу столкнулся с командиром второй роты Яниным.

– Боец, чего вид такой озабоченный? Сделайте лицо проще, жизнь покажется интересней, – улыбнувшись первым, заговорил офицер.

– Ефим Семенович, комбат поручил повреждения вагонов с теплушками осмотреть, вот думаю, с чего начать.

– Надо быстрее думать. Хотел узнать, чем и в какие сроки ремонт собираетесь закончить, как повреждения устранять, а вы, как оказывается, еще и не начинали?

– Все зависит от количества и размеров повреждений, думаю, для этого и велено осмотр произвести.

– Прямых попаданий бомб по вагонам я не заметил, и это радует. Отверстия от пуль в досках можно устранить быстро. Я с вами. Вместе осмотр проведем и определимся с ремонтными работами, вдвоем сподручнее и веселее будет, – предложил свою помощь старший лейтенант.

– Повреждения вагона есть? Крыша, стены целы? – спрашивал офицер у стоявших в проеме открытых ворот добровольцев, обходя теплушки. И если штрафники указывали на повреждения, в вагон поднимался Политика, сам досконально осматривал место попадания пули, громко выкрикивая виды возможных работ. Оставшийся стоять у вагона офицер все подробно записывал.

Осмотр вагонов был произведен как раз к тому моменту, когда бойцы хозяйственной команды заканчивали окапывать воронку и выравнивали борта братской могилы. Застелив дно брезентом армейской палатки, санитары стали укладывать убитых на плащ-палатки и переносить к общей импровизированной могиле. Дворников по своей инициативе проверял зрачки и пульс у каждого покойного добровольца, затем громко кричал: «Следующего!», после чего санитары принимали тело и на дне рва укладывали ровно в ряд. Под диктовку начальника охраны НКВД майор Терещенко фиксировал имя и фамилию убитого. Политика, проверив пульс у одного из последних доставленных к яме добровольцев, вдруг остановился, посмотрел еще раз зрачки, уже медленнее и более сосредоточенно подержал запястье, затем приложил пальцы к шее, определяя пульс, после чего не своим голосом закричал: «Срочно носилки, он живой!». Откуда-то быстро появились санитары с носилками. Бойцы хозяйственной команды аккуратно в них переложили раненого с плащ-палатки и бегом понесли к санитарному вагону. Подбежав к открытому тамбуру зак-вагона, принялись в голос кричать. На шум в окно выглянули санитарки:

– Чего разорались, все на операции…

– Принимайте тяжелого, был среди убитых!

– У нас сил не хватит его сюда поднять.

– Скорее зовите Алёшина. Он у костра на другой стороне состава, – опять в голос закричали сослуживцы.

Одна из санитарок выглянула на другую сторону тамбура:

– Алёшин кто?

– Ну я, чего разоралась-то? – нехотя отозвался Илья.

– Надо тяжелораненого в вагон поднять. У нас сил нет, – прокричала санитарка и исчезла в темном проеме тамбура.

Алёшин аккуратно положил на землю деревянный прут, которым шевелил угли костра, поднялся с чурбана и направился к вагону. Над его медлительностью смеялись многие зэка, но и побаивались это делать в глаза. Никто не трогал Илью, поскольку знали, что он обладал недюжей физической силой и был осужден еще по малолетке за неумышленное убийство двух уполномоченных оперативников. Великан не спеша поднялся в тамбур. Прошел на другую сторону вагона, осмотрелся. Затем бесцеремонно подвинув санитарок, скомандовал: