Александр Андреев - Берегите солнце

— Кто же это сделал? — Ко мне пододвинулись еще две женщины и подросток. — Вы видели, как это было?

Женщины удивились:

— Как же не видеть? Все село согнали. На наших глазах совершалось злодейство.

— Что это за люди? Ваши односельчане?

— Все наши. Коммунисты. Скрывались в лесах, нападения делали. А женщины — мать с дочкой, она учительница Екатерина Васильевна, а дочка, Светочка, ученица… Вместе их и казнили. Муж у нее, отец Светочки, тоже учитель, комиссаром в армии служит… Как они прощались, так все село в голос плакало… Хорошие были люди, душевные…

Это объясняла женщина, что стояла перед девушкой на коленях.

Я спросил ее:

— А кто их казнил, вы запомнили?

— Как же не запомнить зверя такого!.. Покоя от него не было. Всех собак пострелял. Идет улицей, собака залает, он ее тут же решает жизни…

— Сможете узнать его в лицо?

— Я смогу, товарищ командир, — перебивая женщин, ответил подросток. Когда пурга была, я вел его лошадь до самой Росицы и обратно. По-русски знает…

Я повернулся к Чертыханову и к разведчикам. Они стояли плотной стеной и угрюмо смотрели на виселицу.

— Приведите сюда всех пленных!

Сержант Мартынов дал знак разведчикам и скрылся в толпе, которая разрасталась и становилась все крикливее. Чертыханов посоветовал, шепнув на ухо мне:

— Надо бы снять их?..

— Чуть позже…

Пленных привели на площадь, разномастно, совсем не по-воински одетых, побывавших в огне и понявших войну по-настоящему, теперь уже по-русски; у некоторых виднелись повязки на ранах. Их расположили перед виселицей полудугой, человек двести. Они равнодушно взирали на казненных, дуя на руки, пританцовывая на холоде, должно быть, давно привыкли к такому зрелищу, и оно их нисколько не занимало.

Я сказал подростку:

— Ищи.

— Вот он.

Мальчик указал на невысокого и неказистого человека в серо-зеленой шубе с меховым воротником, в серой каракулевой папахе советского полковника; папаха была великовата и наползла ему на уши; из-под нее высовывался хрящеватый нос, острый на конце; глаза небольшие, холодеющие льдом, а губы полуоткрыты в улыбке.

Я сделал знак, чтобы он вышел из строя. Немец оглянулся на соседей, убеждаясь, его ли вызывают. Солдат с повязкой на голове, высокий и угрюмый, вытолкнул его из ряда. Тот робко приблизился ко мне, все так же скверно и липко улыбаясь.

— Он? — спросил я женщин.

— Он самый!

Толпа загудела, зашевелилась, придвигаясь к нам.

— Тут и другие каратели есть. Вешатели! Вот они!..

Несколько женщин подбежало к пленным. Они схватили и выволокли на площадку еще троих. Немец хорошо говорил по-русски и отвечал на вопросы сам. Я показал ему на повешенных.

— За что?

— Партизаны. — Он пытался обосновать свою жестокость. — А партизаны это есть бандиты. По законам немецкой армии все бандиты должны быть, — он коснулся шеи и вскинул руку вверх, — повешены.

Я кивнул на девушку.

— Она тоже бандитка? — Гестаповец молчал. — Бандит она? Говори!

— Она дочь коммуниста, дочь комиссара, — начал он, озираясь по сторонам.

К тем троим истязателям кинулась толпа женщин, сомкнулась над ними, страшная и беспощадная.

— Стойте! — крикнул я и выстрелил из пистолета в воздух. Женщины остановились. — Не марайте рук об эту падаль! Отойдите! Их будут судить по нашим, по советским законам. Расплаты им не избежать.

В штабе батальона, расположенном в кирпичном здании сельпо на нижнем этаже, я постепенно остыл от пережитого, сел на лавку и задремал, облокотившись на подоконник. Очнулся сразу же, как только в помещении очутился командир бригады. Он на ходу стащил с себя шлем, швырнул его на лавку и сел к столу, кивнул мне, улыбнулся.

— Отдохнул, комбат? Отдыхай. Бой только начинается. Известно ли тебе, что в Саратове мы разгромили целый гарнизон — батальоны полка СС «Великая Германия» со всей техникой, с войсковыми тылами, со складами… Понимаешь, что нас ждет впереди. Разведка донесла, что сейчас сюда движутся танки и пехота. Будут массированные атаки. Как можно быстрее организуйте оборону. Особенно западной стороны. Да и с юга пойдут. Я свои машины поставил в укрытия, в засады. Если мы не удержим этот населенный пункт, то всем нашим прежним усилиям грош цена.

— Должны удержать. — Я спросил подполковника Оленина: — Ну, а на мою, на западную сторону, ты выделил танки?

— Твоя сторона — главная, как же ее оставлять без прикрытия? — Он встал и надел шлем. — Что ж, держись, комбат. Мой КП за селом, рядом со скотным двором. А недалеко от меня — пожарная каланча. Там меня и ищи.

— С каланчи-то видней, конечно. — Я усмехнулся, провожая его до двери. — Гляди, как бы не обошли нас с севера. Сыграем мы тогда в котел…

— Там у меня артиллеристы. Не пустят…

Началась упорная, тяжелая, кровавая битва за этот стоявший на перекрестке населенный пункт, и длилась она до самой ночи.

Массированный удар танков противника мы приняли в полдень. С чердака избы, стоявшей на возвышении с краю села, я, как на ладони, увидел вражеские машины. Черные коробки вереницей двигались по западной дороге, где укрылись в засаде наши танки и пехотинцы, ползли они веером и по целине тащили следом за собой пышные шлейфы снежной пурги. В клубах белой пыли, как в тумане, смутно различались ломаные цепи солдат. Танки приближались двумя волнами, охватывая село с запада и с юго-запада.

— Эх, сколько! — Чертыханов, глядя в бинокль, зацокал языком. — Не жалеют техники. Вот работка предстоит, товарищ капитан. За одну смену не управимся. Придется задержаться на сверхурочное время.

— Придется, Прокофий, — сказал я, ощущая, как что-то тоскливое, сосущее зашевелилось под ложечкой, холодя и опустошая. Я забыл о себе, о Нине, о жизни и смерти. Мысль сосредоточилась на одном, грозном и важном: танки противника.

— Со счета сбился. — Чертыханов отнял от глаз бинокль. — Насчитал больше пятидесяти и сбился. При случае, товарищ капитан, заранее дайте мне разрешение действовать, как сочту нужным. Не сердитесь на меня.

Я не ответил: знал, что он даже под угрозой смерти, если понадобится, уйдет охотиться на танки.

— Нам надо спуститься вниз, скоро обстрел начнется, дом этот у них наверняка на примете, — сказал Чертыханов.

— Успеем, — ответил я, не отрывая взгляда от дороги. В каком месте устроили засаду наши танкисты, я не знал, и с возрастающим нетерпением и любопытством ожидал, когда же они обнаружат себя и ввяжутся в битву.

Танки, поднимая бурю, приближались и по целине и по дороге с одинаковой скоростью, без единого выстрела. И Чертыханов отметил с презрением.

— В психическую пустились.

Первый залп прозвучал на дороге из засады.

Танки, увеличивая скорость, накатывались на село. Стреляли на ходу. Уже загуляли по улицам, загрохотали трескуче и резко минные разрывы. Легко, с костяным хрустом отхватывались углы зданий, сносились, как перышки, кровли, большими кострами занимались дворы…