Валерий Кормилицын - Держава. Том 3

– Чего тут орали? – выйдя, осведомился врач.

– Окружают, говорят, – пожал плечами санитар и втянул голову в плечи от недалекого разрыва снаряда.

– Японцы прорвались, – на этот раз в палатку влетел вестовой командира полка. – Приказано уходить к Мукдену.

– Ну вот! – рухнул на низенький табурет доктор. – Нам столько раненых привезли, что лазаретного транспорта недостаточно будет.

– К военным надо идти просить. Пущай имущество со своих повозок поскидают, а раненых возьмут, – подсказал опытный бородатый санитар.

– А ты бороду укороти… И язык, – неожиданно ожесточился доктор. – Без твоих советов разберусь как-нибудь, – поднявшись, неинтеллигентно пнул ногой табурет. – Куропаткину ступай говори, чтоб воевать научился. И борода твоя дурацкая, чуть наклонишься, в рану оперируемому лезет, – сбрасывал доктор нервы.

– А язык? – заинтересовался вдруг санитар.

– Тьфу! Пропасть тебя возьми, – по-старушечьи взвизгнул доктор. – Язык вообще как-нибудь скальпелем подрежу, – нормальным голосом закончил диалог.

Приняв решение, сбросил халат и заскользил по насту к штабной палатке.

– Идите вы к чёрту, господин коллежский секретарь, – раздосадованный отступлением, послал доктора полковник.

– Это штабс-капитан по военному, – расхорохорился врач. – Не дадите повозки – вызову на дуэль, – наповал сразил полковника.

Отсмеявшись, тот приказал помочь доктору с транспортом.

Через несколько часов суеты и ругани, лазаретские подводы, скрипя по мёрзлой дороге, двинулись на новое место стоянки.

Натали ехала на второй подводе и, как могла, успокаивала лежащего раненого солдата.

– Холодно, сестричка, – жаловался он.

Натали сняла с себя пальто и укрыла умирающего.

– Холодно, – шептали его губы. – Ох, как холодно…

Сестре милосердия было не только холодно, но тревожно и грустно.

Как нарочно, заблудились. Начинало темнеть. Повозочные с трёх первых подвод ушли вперёд, осматривать путь.

«Как они видят эту дорогу? – отвлёкшись на минуту от начавшего бредить раненого, задумалась Натали, оглядывая покрытое снегом поле с многочисленными канавами и торчащими по их краям стеблями гаоляна. – Тоска и печаль, – подумала она и вздрогнула, наткнувшись на пустой взгляд умершего солдата. – И СМЕРТЬ…»

С середины февраля бои шли по всему фронту. Японцы медленно, шаг за шагом теснили русские войска.

Вечером, когда наступило затишье и офицеры собрались попить чаю, отогнув край крапивного мешка, имитирующего дверь, в шалаш из снопов гаоляна просунулась голова, и, дохнув свежим запахом китайского самогона, произнесла:

– Ваши благородия…

– Служивый, ты весь заходи, чего помещение выстуживаешь, – сделал замечание казаку сидевший у входа Рубанов.

– Здорово дневали, станичники, – растерялся посланец полкового командира, и покрутил башкой с тёмными глазами и светлым чубом из-под чёрной папахи, ухарски сдвинутой на правое ухо.

Не найдя угол в круглом шалаше, перекрестился на отблеск света из печурки у потолка и доложил:

– Там вас к полковнику срочно кличут.

– Совсем залягали нас. Нет казакам покоя, – деланно вспылил, погладив эфес шашки Кусков, до сих пор находившийся под впечатлением боя.

Простуженный Ковзик, накинув на тулуп бурку, сипло скомандовал:

– Господа! На выход.

В палатке полковника находился начальник штаба Деникин.

– Вот, Антон Иванович, лучшие мои офицеры, – по очереди представил пришедших. – А это герой сегодняшней атаки вольноопределяющийся Кусков, – улыбнулся полковник.

– Господа, усаживайтесь как-нибудь, – указал на покрытые мешками пучки гаоляна Деникин.

И подождав, продолжил:

– Вашей сотне предстоит провести рейд к востоку от сегодняшнего бивака и записать, какие наши полки – где находятся. В боестолкновения с противником желательно не вступать. Главное – разведка. Ранним утром – с Богом, – коротко кивнул вскочившим с импровизированных кресел офицерам.

– Неразбериха с этим отступлением полнейшая, – как-то не по военному, посетовал командир полка.

Ранним утром, после короткой молитвы, в боевом порядке, выставив в авангарде и с флангов дозоры, сотня лёгкой рысью вышла в рейд.

Пройдя с десяток вёрст и переписав встреченные подразделения, услышали впереди стрельбу.

– За мной! – хрипло крикнул Ковзик, устремляясь на звуки выстрелов.

– Бой за деревушку идёт, – пришпорив коня, догнал его Рубанов.

– Что за деревня? – скорчил гримасу подъесаул и громко чихнул.

– Будь здоров, господин штабс-ротмистр, – пожелал здоровья начальству. – А деревушку запиши как Юхуантунь… Во-первых, звучит не слишком скабрезно, а во-вторых – какая разница. Всё равно скоро отступим, – пессимистически плюнул в сторону образовавшейся от взрыва воронки. – Гой ты еси, не путать с ети, Олег Владимирович… Чуешь, как пульки над головой воробышками чирикают, – попытался подбодрить несколько растерявшегося вольнопёра, и натянул удила, увидев бегущего к ним пехотного офицера с наганом в руке. – На чужой огород, что ли заехали? – всё же сумел вызвать слабую улыбку на лице Кускова.

– Господа, – запыхавшись и сглатывая сухим ртом слюну, которой не было, произнёс тот. – Сдерживаем японскую бригаду. Как вы вовремя… Командира полка убило. На несколько сот нижних чинов три офицера осталось… Из деревни нас выбили, но там тело командира и знамя, – вздрогнул от внутреннего озноба капитан.

– ЗНАМЯ?! Ну, если знамя, поможем его отбить.

– Не сомневался! Благодарю! Мы сейчас цепью пойдём, а вы чуть погодя с флангов атакуйте.

– Чёрт! Забыл спросить – какой полк, – опять чихнул Ковзик. – Всю память прочихал… Мы с партизаном отсюда атаковать станем, а ты пару взводов возьми, и с лева пойдёшь, – велел он Рубанову.

Высоко над головой зашипела и разорвалась шимоза. Словно по сигналу – два взвода отделились и намётом пошли к окраине деревни.

– Наша пехота в атаку пошла, – указал на две редкие цепи Кусков.

По мере их приближения к окраине, стрельба со стороны японцев усилилась.

Первая шеренга залегла. Над нею часто лопались шимозы. Дав залп по фанзам, цепь поднялась и побежала вперёд.

– Подравнивайся, держи дистанцию, – надорванным голосом командовал давешний капитан.

Вылетев откуда-то сбоку, бойцов стали догонять несколько патронных двуколок.

Первая шеренга вновь залегла и произвела в сторону врага прицельный залп. Вторая цепь в этот момент бежала, нагоняя первую.

Когда от разрыва снаряда двуколка наклонилась набок и исчезла в дыму, Рубанов скомандовал: «В атаку».

Увидя подмогу, цепи поднялись, сомкнулись и ринулись к фанзам.

В деревне уже шла ружейная перестрелка. Японская артиллерия смолкла, чтоб не попасть в своих, и рубановская полусотня с криком «ура», размахивая шашками, стала нагонять пехотинцев.