Ахмет Рафиков - От Калуги до Берлина

– Я растерялся, товарищ старший лейтенант, – ответил я, не скрывая своё состояние.

– Ничего, – сказал старший лейтенант, еле сдерживая улыбку, – научишься. Война, брат, всех учит!

Командир батальона и писарь Обледков ушли в направлении расположения хозяйства взвода.

Я остался стоять перед складскими землянками в засоренной полянке. Подправив патронташ, который висел в поясном ремне, стал осматривать окрестность. Лес погрузился в тишину. От воронок, где взорвались снаряды, до сих пор дым не рассеялся. Чуть дальше, в густых зарослях, казалось, что огонь в яме всё ещё тлеет. Маленькие деревца наклонились набок, а некоторые и вовсе лежат на земле. Из глубоких ран величавых сосен торчат чугунные осколки снарядов. Их тяжёлые ветки, как сломанные крылья, висят над землёй. Я невольно взглядом стал искать ту самую сосну, которая укрыла меня от вражеской пули. На ней видны осколки, она тоже получила тяжёлое ранение. «Значит, я счастливый!» – подумал я, радуясь, что без единой царапинки остался жив. Если бы тогда сержант меня не остановил, первый же снаряд унёс бы мою жизнь. Даже деревья тихо стонут от ран. Знать бы, откуда враги поведали, что здесь находится склад? Может быть, та «рама» (самолёт-разведчик) сообщает? Наверно она… Ведь как только она улетела, тут же началась стрельба.

На другое утро наша военная жизнь началась с уборки территории. В разговоре я понял, что вчерашний артиллерийский налёт был результатом дуэли между нашими и вражескими тяжёлыми орудиями. Вполне вероятно, что если наши 152-е (артиллерийские орудия) отсюда не переедут, то фрицы могут возобновить атаку.

Было начало августа. Мы с Николаем Портновым под руководством сержанта Толстова протягивали новую телефонную линию между дивизией и КП (командный пункт) полков. В душе мы радовались, что получили важное боевое задание. Несколько дней сержант упорно обучал нас премудростям профессии связиста. После его практических занятий мы чувствовали себя настоящими военными связистами. Настал последний день, когда мы налаживали связь КП 1086-го полка через юго-восточный берег реки Неполоть, окружённый болотами и покрытый густым бурьяном. После такого ответственного задания меня с Николаем назначили телефонистами для поддержания связи с дивизией.

Утром 10 августа я заступил на дежурство. Сижу за телефоном. Николай отправился проверять телефонную линию. После обеда мы поменялись обязанностями. Мы тщательно обходили свою территорию. И на этот раз тоже было как обычно. Николай сел за телефоном, а я отправился проверять линию. Пока я обошёл болотистые берега, проверил все заросшие кустами опасные участки, уже начало смеркаться. Вдобавок вечерком прошёл дождь. Я изрядно вымок и был весь грязный.

– Слушай, только что двенадцатый звонил…

– Кто такой двенадцатый? – прервал я Николая.

– Командир дивизии полковник Гарцев. Разговаривал с полком. Он сообщил о сведениях, что враг в этом районе подтягивает дополнительные силы. Велел предупредить людей, чтобы не было неприятных неожиданностей. Затем добавил: «Поставить дополнительные посты для наблюдения за движением противника».

– Неужели немец начнёт наступление?

– Всё может быть, – с такими словами ворвался в землянку радист Василий Леонтьев. – Был разговор о подозрительном движении немцев. В прошлом месяце мы пробовали наступать, теперь, видимо, они хотят нас прощупать.

– Думаешь, будут лишь прощупывать?

У Николая было встревоженное лицо.

– А что ещё они сделают? – пробормотал Василий, укрываясь с головой шинелью. – Всё, ребята, всё! Я уже сплю.

– Ты тоже ложись, земляк, – сказал Николай. – В полночь я тебя разбужу.

Я взял шинель, лёг рядом с Василием, повернувшись к нему спиной. Не успел закрыть глаза, как всё вокруг утонуло в опрокидывающем мир взрыве. Наш блиндаж начало трясти как в лихорадке. Сверху посыпалась земля. Не успевали вздохнуть, как снова надвигался сверлящий вой и зловещее шипение блуждающих вверху осколков. В короткое затишье в блиндаж друг за другом вбежало несколько бойцов. Я тоже соскочил с места. Кто-то смачно выругался: «Снова начали, сволочи».

В дверях блиндажа показался сержант. Схватив правой рукой за пояс, а левой под коленьями, он нёс не подающего признаков жизни лейтенанта. Тело лейтенанта он положил рядом со мной на сено. Голова без пилотки, волосы забиты землёй. С правого угла губ сочится кровь. Половина рукава оторвалась. Гимнастёрка смешалась с грязью. На груди повёрнутая в обратную сторону медаль «За отвагу». Пальцы правой руки были в крови. Дыхание не прослушивалось.

В дверях показался младший сержант. С ходу он спросил:

– Зачем ты его сюда занёс, сержант? Надо было отдать в руки санитарам. Они в санчасть бы отправили.

– Куда повезёшь при таком обстреле? Вот закончится налёт…

– Куда ранен?

– Рану не видно. Рядом с ним на бруствере взорвался снаряд. Я его вытащил из завалин. Руки, ноги как тесто. Это наш командир взвода.

– Это контузия, – сказал младший сержант, затягивая закрученную махорку. – Кажется, всё утихло.

– Фриц остановился, парни! Всем по местам! – скомандовал младший лейтенант.

Бойцы таким же стремительным рывком выбежали из блиндажа. Сержант тоже куда-то ушёл. Через некоторое время пришёл с носилками.

– Не поможете, товарищи, отправить лейтенанта в санчасть? Кроме вас никого нет.

Я посмотрел на Николая.

– Если не хочешь идти, то пойду я. Садись за телефон, – сказал Портнов, протягивая телефонную трубку.

– Дело не в этом. Вдруг на линии что-нибудь случится? Что будешь один делать?

– Здесь рядом, за это время ничего не случится, – добавил сержант, повернувшись в мою сторону.

Мы с сержантом положили бездыханного лейтенанта на носилки и вынесли из блиндажа.

То и дело отчётливо слышалось, как яростно визжат и давятся в помутневшем воздухе трассирующие пули. Их здесь хватает. Завывая пролетают недалеко от нас мины и взрываются где-то рядом.

– Пойдём по этой тропинке, а там рукой подать, – сказал сержант и шагнул в темноту ночи.

– Давайте знакомиться, товарищ сержант. Как вас зовут? – предложил я по дороге и первый рассказал о себе.

– А я сержант Фёдор Арсаев из роты автоматчиков. Хотя и родом из Казани, живу в городе Горловке.

– Неужели татарин? – спросил я и сразу перешёл на татарский язык. – Как же ты в Горловку попал?

– У меня отец на шахте работал. В 30-м году взял к себе и нас. С тех пор там и жили.

– Значит, тебя Фаритом зовут?

– Мать нарекла меня Фаритом. А здесь меня зовут Фёдором.

– Ой! Здесь, кажется, воронка. Не провались! Держись левее.

Раненый лейтенант вдруг застонал.

– Сейчас, сейчас, товарищ лейтенант. Осталось совсем недолго! Потерпите немного. Мы уже почти дошли, – сказал Фарит, и мы зашагали быстрее.