Бахор Рафиков - Мастерская: Галерея спящих

© Бахор Рафиков, 2015

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru

– А мы переходим к прогнозу погоды. Для тех, кто надеялся на жаркое солнечное лето, ситуация неутешительная: ближайшие две недели в Санкт-Петербурге ожидаются проливные дожди с грозами и ветром. Антициклон с востока обошел стороной нашу область и движется…

Указательный палец опустился на красную кнопку пульта, окунув комнату в тишину, сопровождаемую гулким стуком капель дождя о стекло. Поднявшись с кресла, он вышел из комнаты и неспешным шагом двинулся по длинному коридору. Стук каблуков его темно-синих туфель отзывался эхом со стен, украшенных старинными канделябрами со свечами. Свернув в гостиную, он остановился перед большой картиной, прислоненной к стеклянному шкафу. Нижняя ее часть была все еще закрыта бумагой, как будто ее не успели распаковать. Рука сорвала ее остатки, зеленые глаза сузились, разглядывая каждый мазок, нанесенный на холст.

На поляне, окруженной каскадом сосен, лежала девушка в легком белом сарафане. Ее умиротворенное лицо было настолько красиво и естественно, что, глядя на него, не возникало недоразумения, почему девушка спит одна в лесу. Все выглядело так, как и должно быть. Он долго смотрел на картину, и его лицо на протяжении минуты меняло одно выражение за другим: то восхищение, то печаль; то нетерпение, то жалость. Наконец, после недолгой борьбы, на нем застыло лишь одно.

Презрение.

В воздухе сверкнул кинжал. Лезвие полоснуло по холсту с одного края до другого, затем еще раз, и еще, до тех пор, пока от картины не остались лишь свисающие с деревянной рамки лохмотья. Отбросив холодную сталь в сторону, он развернулся на каблуках и подошел к столу. Ладонь его прошлась по страницам газеты, зеленые глаза с мертвым равнодушием бегали по заголовкам. Вскоре пальцы коснулись фотографии молодого парня в сером шарфе, стоявшего на фоне картин.

«Выставка работ питерского художника Александэра, суббота 12 июня»

Странный блеск появился в его глазах. Губы медленно растянулись в улыбке. Кинув последний взгляд на фотографию в газете, он вышел из гостиной, оставив после себя лишь эхо своих шагов.

Ночь. Тьма вновь взяла город в свою власть, окутав его окрестности черной бархатной шалью. Звезды были небрежно разбросаны на ночном небе, изредка отрываясь со своего места и падая вниз, в мир людей, и исчезая там же. Хрустальный полумесяц робко освещал крышу пятиэтажного дома, на которой в неспешном вальсе кружилась молодая пара. Подолы их плащей развевались на ветру и тщетно стремились слиться во мраке, терявшем свою силу при свете луны. Неподалеку от них стоял граммофон, откуда доносилась чудесная музыка, смешивающаяся иногда со звонким смехом Вероники. Когда мелодия, наконец, канула в объятия ночной тишины, Франц поклонился своей партнерше и поцеловал ее ладонь. Девушка в ответ просто обняла его. Так они и простояли несколько минут, не говоря друг другу ни слова. Затем оба сели на выступающий край крыши, обратив взоры на огни ночного города.

– Преподаватель точно меня убьет, если узнает, что я стащила эту штуку, – весело прошептала Вероника, кивнув на граммофон позади них.

– Поэтому тебе нужно перестать ее брать.

– Как же? Я думала, что тебе понравился наш небольшой ночной бал… Мы можем устраивать подобное каждый день…

Франц повернулся к девушке и взял ее за плечи.

– Послушай, Вероника… я ценю все, что ты для меня делаешь… но пора тебе уже перестать вести себя так, будто я в любую минуту могу упасть в обморок и не очнуться.

– Франц…

– Нет, выслушай меня. Я знаю, что эта жизнь не для тебя. Знаю, что все это ты делаешь для того, чтобы я чувствовал себя здесь так же, как в своем воображении. Но прошел уже год с тех пор, как я очнулся. У меня не было ни одного приступа и тем более никаких видений. И, если ты, конечно, действительно сидишь сейчас здесь, рядом со мной, а не являешься плодом моего воображения, то я могу с уверенностью сказать, что со мной все в полном порядке.

Вероника улыбнулась.

– Поэтому, я хочу попросить тебя не искажать свою жизнь попытками изменить мою. Я выбрал этот мир. Я выбрал тебя.

– О, Франц, – прошептала девушка, обнимая юношу. – Хорошо… я буду такой, какая я есть.

Она подняла голову и хитро посмотрела на него.

– Но, хочу предупредить, что тебе это не понравится!

– А это уже мне решать, – рассмеялся Франц, потрепав ее по волосам. – И, кстати, раз уж мы договорились жить без притворств, то… я бы хотел пойти с тобой на твою выпускную вечеринку.

– Франц… ты ведь понимаешь, что там…

– Да, да, я знаю, что будет много народу, громкая музыка, алкоголь и прочее. Коротко говоря, совсем не место для писателя. Но… я ведь теперь таковым не являюсь, верно? Значит, небольшая смена обстановки будет очень даже кстати.

– Брось, я не думаю, что твой творческий перерыв растянется на всю жизнь. Просто ты еще не пришел в себя после… после комы.

– Вероника, пора взглянуть правде в глаза. Я давно пришел в себя. Честно говоря, я еще никогда не чувствовал себя настолько живым. Но за этот год я не написал ни строчки. Все издательства порвали со мной контракты, а выпущенные две книги были похожи на праздничный фейерверк: громко прогремели и тихо растворились в воздухе, забытые всеми, кто их видел. Нужно признать, что моя карьера писателя закончена. Они не нужны этому миру. Зато нужен…

Он достал из внутреннего кармана плаща визитку.

– …курьер Федор!

Вероника удивленно взяла в руки визитку, вперившись взглядом в маленькую фотографию Франца.

– Что за бред? Ты устроился курьером?

– Завтра мой первый рабочий день.

– Но почему Федор?

– Ну… мое имя посчитали чересчур экзотическим для такой должности… Да-да, у меня была похожая реакция, – поспешно добавил парень, заметив отвращение на лице Вероники при чтении имени на визитке, – но что поделать, иногда приходиться играть по чужим правилам.

– Боже, Франц, ну это же совсем не твое! Какой курьер? В книжных магазинах до сих пор продаются твои книги, а ты собираешься колесить по городу и раздавать посылки кому ни попадя?

– У меня будет свой велосипед, – гордо заметил Франц.

– А будешь ли ты счастлив на своем велосипеде? Будешь ли ты испытывать те же чувства, что и при написании книги?

– Вероника, ты не понимаешь. Я не могу вернуться к писательству. Работа над книгой подразумевает работу со своим воображением. А я не хочу больше иметь с ним каких-либо дел.

– Вот! Ты боишься вновь погрузиться в него! Этот страх и подавляет твой творческий потенциал! Но как ты собираешься жить без воображения? Оно есть даже у самых «пустых» людей!