Бахор Рафиков - Мастерская: Галерея спящих

– Оно у них не такое, как у меня!

– Посмотрите на него! Обладатель «неповторимого» воображения! Может быть, ты вообще единственный писатель в этом мире? А остальные так, играются? Почему они могут использовать свой внутренний мир в случае необходимости и не «падать» в него, а ты нет?

Франц сузил глаза. Его бесило и в то же время восхищало, что Вероника умела дерзко его отчитывать с улыбкой на лице. И, самое главное, с ней действительно невозможно было спорить.

Девушка встала и с наигранной высокомерностью посмотрела на Франца свысока.

– Так что, курьер Федор, мы еще вернемся к этому разговору. А теперь извольте проследовать со мной в мастерскую и испить чаю с нашим все еще творческим – в отличие от некоторых – общим другом Александэром.

Вероника развернулась на каблуках и направилась к люку, ведущему вниз, на пятый этаж. Франц усмехнулся и, взяв в руки граммофон, последовал за девушкой.

Холодное, безжизненное тело мужчины обмякло на стуле, освещаемое настольной лампой. В кабинете было много народу, в основном криминалисты, которые осматривали пространство в поисках каких-либо улик. Один из них внимательно изучал жидкость в стакане, оставшемся на столе.

– Ну что, Константин, какие предположения? – устало произнес полный мужчина, подходя к столу, над которым склонился молодой парень.

– Нужно отправить на анализ оставшееся содержимое стакана и сделать вскрытие тела, чтобы знать наверняка, но… все признаки аконита на лицо.

Мужчина выругался. Константин внимательно посмотрел на него.

– Вы же понимаете, что этим же ядом отравили Владислава Развро полгода назад?

– Ох, вот только не надо опять… Я все прекрасно помню.

– И в том преступлении обвинили…

– Я знаю, к чему ты клонишь! Но парень признал свою вину, и нам это было только на руку! Убийство сына такого влиятельного человека… дело нужно было закрывать поскорее.

– Предоставив настоящему преступнику свободу для дальнейших действий?

Мужчина угрожающе приблизил к нему свое багровое лицо.

– Попридержи язык. В моей работе нужно делать не то, что правильно, а то, что необходимо. А в твоей? Каковы твои обязанности?

Константин сжал губы, словно подавляя желание продолжить спор.

– Находить улики, – прошептал он.

– Что-что? Я плохо тебя расслышал.

– Находить улики!

– Верно. Так что упрись носом в этот стол и ищи дальше.

Мужчина отошел от парня. Константин взглянул на стакан в своей руке, в котором переливалась прозрачная смертоносная жидкость, и на его лбу залегла глубокая морщина.

Франц поднимался по грязной лестнице в сопровождении надзирателя тюрьмы. Знакомый узкий коридор без окон тянулся вдаль, к железной двери. Однако в этот раз что-то явно было по-другому.

– Вы включаете для заключенных музыку? – спросил у надзирателя Франц, когда его ухо перехватило мелодичные нотки.

– О, нет. Они сами играют ее.

Франц опешил.

– Что?

– Это происходит уже давно… вы просто раньше приходили в другое время и не слышали… ваш друг… в общем, сами увидите, – усмехнулся надзиратель, открывая парню дверь. Франц перешагнул порог и оказался в следующем коридоре, по обе стороны которого располагались тюремные камеры. Но что это… за решетками сидели заключенные в своей невзрачной серой одежде, собравшись в кучки и сжимая в руках различные музыкальные инструменты. Кто-то перебирал пальцами по струнам гитары, кто-то дул в саксофон, были и те, кто издавал знакомые Францу визгливые мелодии скрипки. Отличился от всех, разумеется, Антуан: почти все пространство его камеры занимало большое пианино, а сам маэстро сидел за ним в окружении десятка заключенных и неистово проносился пальцами по клавишам, выдавая на удивление недурную музыкальную композицию. Недурную, но настолько неоднозначную и странную, что точно можно было понять, что ее автор слегка не в себе. Впрочем, Антуана это мало волновало: каким-то образом он заставил всех этих людей замереть возле него и зачарованно смотреть, как его пальцы прыгают по белому и черному.

– Антуан, на выход, – громко окликнул его надзиратель, на лице которого, тем не менее, застыло умиление. Музыкант поднял на него голову, увидел рядом Франца и улыбнулся.

– Практикуемся, практикуемся! – прикрикнул Антуан на заключенных, следуя за надзирателем и Францем по коридору. Через минуту он уже сидел в небольшой комнатке за столом напротив своего друга.

– Пятнадцать минут, – сказал им надзиратель и вышел за дверь.

Франц посмотрел на Антуана и развел руками.

– Что это такое?

– Тебе понравился мой маленький оркестр? Знаю, над ними еще работать и работать, но темпы их овладения игрой меня радуют.

– Антуан, но как?

– О, брось, ты же меня знаешь… я сразу понял, что нужно что-то менять в этом месте, как только перешагнул его порог. К сожалению, некоторые вещи изменить я не в силах, – он с досадой посмотрел на свою серую форму, – как же я скучаю по своей черной одежде, своему плащу…

– Антуан! У нас пятнадцать минут!

– Да, да, точно… в общем, мою идею начальник тюрьмы принял довольно тепло. Старые музыкальные инструменты было несложно найти, а пианино уже было в тюремном подвале. Чем еще здесь заниматься, если не музыкой? Смотреть в стену? Я предложил идею получше, и ее охотно подхватили. Только представь – у тебя есть двадцать четыре часа в сутки, чтобы практиковаться в игре на музыкальном инструменте. Неудивительно, что большинство из них уже довольно сносно бренчат…

– Я не верю, что им это действительно интересно.

– А зря. Если перед тобой встанет выбор, как провести следующий день, то что ты выберешь? Пролежать до вечера на койке или сделать себя чуточку лучше? Пребывать под гнетом тюремной тишины и проходящей мимо жизни или же окунуться в сладостные звуки…

– Все, все, не начинай, я тебя понял, – поспешно проговорил Франц, улыбнувшись. – Просто все это как-то… невероятно.

– О, нет, друг мой, невероятно то, что, в случае успеха, наш тюремный оркестр даст свой первый концерт в одном из домов для детей-сирот. Да-да, не смотри на меня так… я знаю, что эта идея встретит волну критики со стороны большинства людей. Но, только подумай… если все-таки у нас все получится… люди поймут, что и среди заключенных есть добрые люди, заслуживающие того, чтобы иметь возможность подарить хорошее другим. Путь к искуплению начинается с первого доброго дела.

– Антуан, я все понимаю. Но там, за этой дверью, сидят убийцы, насильники и воры. Это безумие – позволить им покинуть тюрьму даже на несколько часов, чтобы провести какой-то сомнительный концерт! А если что-то пойдет не так?

– А ты представил, что мы будем бегать в толпе детей без наручников и играть с ними в прятки? Франц, там будет куча охраны. И, раз на то пошло, я один из них. Я – убийца. Но ты прекрасно знаешь, что я никогда не причиню вреда маленьким беззащитным детям.