Бахор Рафиков - Мастерская: Галерея спящих

Франц потупился.

– Конечно, знаю. Ты вообще не должен был оказаться здесь. Это все моя вина.

– Ты опять за свое…

– Я никогда не прощу себя! Развро нужен был я, а не ты. Из-за меня ты совершил убийство и сидишь теперь здесь.

– Франц, я уже неоднократно говорил тебе это и скажу снова: это был мой выбор. Ты здесь ни при чем. Я должен нести ответственность за свои деяния.

Франц хотел было возразить, но Антуан прервал его:

– У нас мало времени, помнишь? Лучше скажи мне, как там Александэр.

– Весь в заботах о своей предстоящей выставке. Смазывает чем-то свои картины, чтобы лучше блестели, рисует новые. В мастерской уже нет свободного места: все стены обвешаны его работами, посередине комнаты стоит стремянка, чтобы он мог рисовать на потолке – так, видите ли, у него открывается новое видение на свои рисунки…

– Представляю, как он волнуется, – с улыбкой покачал головой Антуан. – Про Веронику спрашивать не буду – она была здесь всего день назад. И, знаешь, то, что она мне рассказала, заставило меня серьезно волноваться за тебя.

– О, нет, и ты знаешь об этом…

– Курьер Федор? Знаешь, за всю свою жизнь я еще так не хохотал. Меня даже хотели увести в медпункт и дать успокоительного. Но теперь я не знаю, продолжать ли смеяться над твоей креативностью, или начать плакать от твоего безумия.

– Знаешь, кто бы тут говорил насчет безумия, – пригрозил ему пальцем Франц, указывая на стену, из-за которой доносились хаотичные звуки музыки. – И, кстати, мне непонятно одно: почему пианино? Я думал, ты верен скрипке до конца жизни.

– О, скрипка всегда останется для меня нечто большим, чем просто инструментом. Но пора идти дальше. Я использую каждый предмет, человека или ситуацию до того момента, пока тот себя не исчерпает. Когда я понимаю, что познал всю красоту определенной вещи и большего получить от нее я не в силах, то ищу что-то новое.

– И, как обычно, ты далеко готов зайти в поисках новых ощущений.

Антуан улыбнулся.

– Ты даже не представляешь, насколько.

Александэр, нервно заламывая пальцы, шагал туда-сюда по большой комнате с белыми стенами, увешанными его работами. Это была аудитория его университета, любезно предоставленная ректором для проведения выставки молодого художника. Уровень любезности прямым образом зависел от толщины денежной пачки, которую Франц, несмотря на протесты Александэра, снял со своего банковского счета. Это были последние деньги, оставшиеся от продажи книг, но писателю не было до них никакого дела, и он был даже рад поскорее избавиться от них. Деньги напоминали ему о его книгах, книги напоминали ему о вражде с Владиславом Развро, а образ Развро ассоциировался у него с убийством, совершенным Антуаном. Поэтому, чем короче была эта порочная цепочка, тем лучше.

Франц, одетый в свой лучший костюм, зашел в помещение, сразу же оказавшись в объятиях Александэра.

– Я так волнуюсь! Я уверен, что что-то обязательно пойдет не так! Почему никого нет?

– Александэр, сейчас полдень. Выставка официально начинается через полчаса. Успокойся и поправь свой шарф. Скоро Вероника подойдет, она обещала прихватить с собой несколько друзей из музыкальной группы.

– Что? Музыканты? Они же неумолимые критики! Вспомни Антуана!

Франц возвел глаза к небу, стараясь собраться с силами на ближайшие два с половиной часа. Александэр принялся ходить от картины к картине, останавливаясь у каждой из них и пытаясь найти какие-нибудь изъяны. Вскоре, замерев у пейзажа деревенского дома на холме, он вскрикнул.

– Здесь нет трубы! Я забыл нарисовать трубу на крыше!

– Брось, Александэр, никто и не заме… – начал Франц и прервался, когда художник бросился к саквояжу, достал оттуда коричневый бочонок краски и кисточку и вернулся к картине. – Серьезно? За десять минут до начала?

– От этого может зависеть вся моя дальнейшая жизнь! – прошептал художник, аккуратно делая тонкий мазок на холсте. – Прикрой меня, Франц! Вдруг кто-нибудь зайдет.

В коридоре действительно послышались шаги; Франц встал так, чтобы загородить собой рисующего Александэра. В зал вошли несколько человек преклонного возраста.

– О, мы первые! – воскликнула женщина в шляпке с широкими краями, оглядевшись вокруг.

– Прошу вас, – поприветствовал посетителей Франц. – Проходите. Художник скоро подойдет.

– Надеюсь, надеюсь, – сухо произнес пожилой мужчина, подозрительно косясь на того, кто маячил за спиной Франца. – Очень хотелось бы побеседовать с ним лично. Некоторые его картины просто вопиющим образом похожи на мои.

– Да как он смеет! – прошипел Александэр, оторвавшись от картины. – Все мои работы уникальны!

– Тише ты! Еще не хватало устроить скандал прямо во время выставки. Он поворчит и успокоится.

– А моя гордость останется растоптанной его сапогами несправедливости.

– Знаешь, сапог, заканчивал бы ты уже со своей трубой. Тут еще люди пришли.

В самом деле, посетителей становилось все больше и больше. Тут были и студенты университета, знакомые с Александэром лично; его преподаватели и бывшие заказчики работ; было немало и совсем незнакомых людей, узнавших о выставке, вероятно, из объявления в газете или из интернета. Вскоре подошла и Вероника с доброй дюжиной своих друзей и подруг из музыкального коллектива. Один из них, красивый блондин с небрежно наброшенным на плечи шарфом, шел по залу, словно по бордюру тротуара, и уже издалека можно было услышать его запальчивый голосок:

– Вероника, надеюсь, это мероприятие стоит того… мне ведь нужно распеваться, да… и каждые полчаса мне нужно глотать кусочек масла, чтобы смазывались мои голосовые связки… да… у меня есть один кубик в кармане, но, боюсь, он уже растаял…

Вероника, подходя к Францу, демонстративно возвела глаза к небу и обняла парня.

– Франц, это Эдуард, мой коллега по хору. Не суди по нему обо всех моих друзьях, – прошептала девушка ему в ухо.

– И лишить себя такого удовольствия? Ну, уж нет, – злорадно улыбнулся Франц. – Приветствую, Эдуард!

– Привет, привет, – закивал тот, протягивая Францу пальчик и осматривая ближайшие картины. – Ну… неплохо, неплохо… правда, размашистые густые мазки выдают еще незрелую, нетерпеливую натуру, которая еще не определилась в этой жизни…

За спиной Эдуарда вырос Александэр, и, судя по его лицу, он был в шаге от того, чтобы завязать шарф друга Вероники вокруг его шеи в тугой узел.

– Александэр! – радостно воскликнула Вероника, обнимая художника. – Чудесная выставка! Не думала, что здесь будет столько людей!

– Да… я тоже, – процедил сквозь зубы Александэр, не сводя маниакального взгляда с Эдуарда. – В любом случае, я рад, что вы все здесь собрались! Сейчас я буду произносить вступительную речь, попрошу меня извинить.