Мариам Ибрагимова - Полковник Яковлев. Ученый на старте

– Сын-то где живёт?

– В Ставрополе, учёный он у меня и должность большую занимает, – с горделивой улыбкой ответила старуха и, помолчав немного, добавила: – А всё благодаря полковнику Яковлеву, не слыхала про такого? Святой души человек! Царство ему небесное! Скончался недавно, – с грустью протянула она и, склонив голову, пошла дальше.

– Сын ваш плохо учился в школе?

– Плохо, доченька… Бывало, совсем от рук отбивался, с фулюганами связался, ни отца с матерью, ни учителей не признавал. Я уж было совсем отчаялась… Хотела его в колонию отправить. Но как при живых-то родителях? Казалось, стыдобушки не оберусь, но тут Бог послал спасителя.

Моя словоохотливая спутница опять остановилась, поставила корзину на землю, отдышалась и стала рассказывать:

– Случилось это как раз в том году, когда мой Санька хоть и с трудом, но перешёл в седьмой. А тут заходит к нам во двор военный, при орденах, статный такой, весной это было, и спрашивает про моего Сашку. Я так и обомлела, ну, думаю, лиха беда, ежели сам енерал пожаловал…

«Здрасьте! – говорю. – Ежели вы насчёт маво Сани, пожалуйте в квартиру». А сама уставилась на гостя, улыбаться стараюсь приветливо. А он серьёзный такой, брови косматые вразлёт, лоб высокий, а надо лбом копна седая, ершистая, глаза серые, в упор глядят, насквозь пронзают. Пячусь назад, двери распахнула, хочу, чтоб скорее вошёл, а то, думаю, начнёт во дворе говорить, соседи услышат и разнесут про Саньку по всему кварталу, каково матери-то?

Вошёл, в прихожей ноги хорошенько вытер. Я стул к нему подвинула, что покрепче. Сел гость и говорит:

«Зовут меня Николаем Андреевичем, полковник в отставке, на общественных началах делами подростков занимаюсь».

«Очень приятно», – говорю, а у самой сердце так и стучит, аж в уши отдаёт.

«Какие у вас отношения с сыном?» – спрашивает.

«Обнаковенные, – говорю, – материнские».

«А отец как относится к сыну?»

«Ничего, – говорю, – только нет у отца времени для особых отношений. Уйдёт чуть свет на работу, вернётся вечером, а в воскресенье с дружками время коротает».

«Очень плохо. А знаете ли вы, что ваш Саша в школу перестал ходить?»

Я всплеснула руками и присела на месте. Едва в себя пришла.

«Где уж знать мне! Только от вас и слышу…»

«Так вот, уважаемая мамаша, давайте возьмёмся за вашего сына общими усилиями».

«Давайте, я как мать со всем удовольствием возьмусь, но вот беда: нет у меня авторитета перед сыном. Не помощница я ему в учёбе, потому как в своё время всего год в ликбезе проучилась, с трудом читаю и пишу. А ему уже с третьего класса такую арихметику задают, что не только я, но даже дохторица, учёная соседка наша, не может решить. Вот и попробуй спроси с него, коли сам не в силах решить».

«Оно, может быть, и так, но ведь его одноклассники усваивают материал, не отстают».

«Может, у других родители учёные и дети способности имеют, а мой, видимо, в отца пошёл».

«Да нет, дело не в отце. Саша парень не глупый, просто запустил учёбу, под дурное влияние попал».

Мне сразу полегчало от его слов.

– Помог, значит, вам полковник Яковлев?

– Помог, доченька, так, как не всякий родитель поможет. Полковник поначалу часто заходил к нам. Ученика хорошего к сыну прикрепил, в школе появлялся, интересовался учёбой, с учителями беседовал, а главное, ни самого Сашку, ни нашего родительского имени ни разу не посрамил.

Слушала я старуху, и сердце моё радовалась. А она продолжала:

– И веришь, переменился мой сын, в комсомол вступил, в дружинники записался и за другими озорниками стал присматривать. Словом, исправился. – Моя спутница глубоко, по-детски, в несколько приёмов, вздохнула. – А Николая Андреича не стало, схоронили недавно. И кажется мне, такого человека больше не будет. Веришь ли, сын рассказывал, что перед ним даже воришки каялись. Бывало, принесут ему часы или кошелёк, вот, говорят, нашли. А Николай Андреич через милицию разыщет хозяина, вернёт, а нашедшим благодарность объявит в письменном виде. Работал полковник задарма, сам трудился в поте лица и других заставлял. Другой на его месте сидел бы себе на полковничьей пенсии при всех своих достоинствах, а он – неугомонный. Многим ребятам заместо родного отца был, потому и любили его и старые и малые.

Старуха ещё раз вздохнула тяжело и вновь взялась за ручку корзины.

Отставного полковника Яковлева Николая Андреевича я знала много лет. Демобилизовался по состоянию здоровья через несколько лет после войны и поселился в Кисловодске. Первые годы лечился от болезней, приобретённых в лихолетье. Но как только почувствовал себя лучше, нашёл себе хлопотливую, беспокойную работу на общественных началах. На этом поприще нас и свела судьба. Мне, как председателю профкома санатория, в ведении которой находился и детский сектор, постоянно интересовавший Яковлева, пришлось обследовать его, сделать различные анализы, поскольку его болезни носили хронический характер.

Познакомились ближе, узнала, что мы с Николаем Андреевичем в какой-то степени земляки, с той лишь разницей, что он родился в Дагестане и годовалым ребёнком был вывезен в Россию, а я наоборот – родилась в России и в раннем детстве увезена в Дагестан, где жила до переезда в Кисловодск.

Весёлый по натуре, подвижный, остроумный, умевший шутить, он ласково называл меня землячкой, а себя – истинным кавказцем. Словоохотливый, он увлекательно рассказывал о себе, делился всем, что его беспокоит, взглядами на жизнь, вспоминал войну, фронт. Меня считал приятной собеседницей и, встретив даже где-нибудь на дороге, останавливал и предлагал:

– Дорогая землячка, посидим минутку, поболтаем.

Я соглашалась, поскольку беседы с умным, много знающим человеком мне всегда доставляли истинное удовольствие.

Так, встречаясь с Николаем Андреевичем, я многое узнала о его жизни. А она была богатой и интересной. Родился Яковлев в дагестанском ауле Дишлягар, ныне районном центре Сергокала. Волна революционного движения, поднявшаяся в 1905 году, докатилась и до гор Кавказа. В военном училище, где был расквартирован Самурский пехотный полк, среди солдат началось брожение, которое вылилось в вооружённое восстание. Мятежники перебили часть начальствующего и командного состава полка, захватили власть в свои руки. Но вскоре восстание в гарнизоне было подавлено. Многих предали военно-полевому суду. Часть восставших расстреляли, остальных сослали в Сибирь.

Отец Николая Андреевича поручик Михаил Дмитриевич Макаров служил в Самурском полку и был пощажён мятежными солдатами как отец троих малолетних детей. Младший из его сыновей, Николай, появился на свет как раз перед мятежом.

Восставшие солдаты были настолько ожесточены тяжёлыми условиями быта и произволом командиров, что не пощадили даже полкового священника. Убийство представителя духовной власти местного гарнизона очень огорчило Ольгу Мефодьевну – мать новорождённого Коленьки, – младенец остался некрещёным. Вскоре после подавления восстания офицеров разбросали по другим гарнизонам, одних – за сочувствие к солдатам, других – за подозрение в причастности к мятежу.