Михаил Яворский - Поцелуй льва

Вспоминая это, я был счастлив за Богдана и одновременно раздумывал, когда бы мне поехать к маме в Явору. Самое лучше, на Пасху. К тому времени отрастут мои волосы, спрятав следы Лонцьки и Монтелюпы.

Богдан медленно оживал. Сначала он только ел и спал. Через две недели он уже взялся за шахматы. Когда мы расставляли фигуры, он рассказывал о событиях после моего отъезда.

Оклемавшись в госпитале, он с удивлением узнал, что меня освободили и его имя тоже было в списке освобождённых. Вернувшись в Монтелюпу, он увидел в нашей камере новых заключённых, обвиняемых в причастности к АК [31] Армия Крайова ― национальная польская партизанская организация, которая действовала с 1942 по 1945 гг. на территории оккупированой Германией Польши (прим. ― Ред .) ― польской подпольной организации. Наших накануне через несколько дней перевели в Аушвиц. Единственное, что осталось в камере от нас на память, ― это Мадонна Полковника. Её привлекательные формы не могли пройти мимо внимания новых заключённых.

Как и меня, в один прекрасный день его вызвали на первый этаж, в комнату для допросов, чтобы подписать документ, что по прибытию во Львов он сразу зарегистрируется в местном отделении полиции. Выйдя из Монтелюпы, он нашёл Комитет Красного Креста. Там ему дали зимнюю одежду, еду и деньги на билет.

Как-то Богдан спросил меня о Сенаторе. Мы рассмеялись, вспомнив свои безуспешные попытки рассмотреть его таинственный «женский орган». Как немало и других удивительных историй человечества, тот «женский орган» стал феноменом, разгадку которого знают разве что вши.

Занимаясь стиркой, пани Боцюркив попросила меня пойти на чердак и поискать там что-нибудь на продажу. Перебирая там хлам, я увидел коробочку з различными безделушками. Среди них были коралловые бусы. Пани Боцюркив попросила меня их продать.

За квартал от Краковской площади я увидел, что народ разбегается кто куда. Не зная что случилось, я спросил про это у женщины, которая стояла на пороге дома напротив Оперного.

― Ничего особенного, просто lapanka, [32] Облава(пол.) ― ответила она на польском языке. ― Скоро всё окончиться.

Пани Боцюркив предупреждала меня об этом, когда я первый раз пошёл на Краковскую. Она говорила, что немецкая полиция с помощью «чёрных» время от времени делает налёты на площадь и конфисковывает самые лучшие товары, в частности водку и сигареты. Цена водки была выше чем масла и сахара. После этого ограбленный базар оставляли в покое, а некоторые конфискованные товары к утру снова появлялись в продаже.

Теперь я видел это всё собственными глазами. Вскоре люди начали возвращаться. Женщина, с которой я разговаривал, сказала: «Ну, теперь безопасно». Я пошёл с ней на площадь.

Ей по всей видимости, было лет тридцать, хотя её лицо говорило о более зрелой женщине. Теперь чёрный свитер под шею облегал её тело, а красная юбка до колен подчёркивала её тонкую талию и пышные бёдра. Она чем-то напоминала мне блондинку из Лонцьки, хотя её волосы были темнее, а обувь была коричневой на высоких каблуках. Блондинка же носила сапоги для верховой езды, а светлые волосы опускались ей на плечи.

Когда мы пришли на площадь, она спросила: «Что ты продаёшь? Что-то не вижу, чтобы ты что-то нёс».

Она ничего и не могла видеть, я же положил кораллы в нагрудный карман. Пани Боцюркив говорила, чтобы я держал их при себе и показывал только женщинам, потому что вокруг много воров, которые могут просто выхватить из рук и исчезнуть в толпе. Я вытянул свой товар.

― Кораллы! ― вскрикнула она. ― Гадалка говорила, что кораллы принесут мне счастье.

Не успел я и промолвить слово, как она уже примеряла их. Потом вынула из сумочки зеркальце и давай любоваться собой. Лицо её засияло. Кораллы сделали его нежнее, как будто целомудреннее.

― Сколько ты за них хочешь?

― А сколько дадите?

Она полезла в кошелёк и вынула горсть банкнот.

― Хватит? ― спросила она.

Я пересчитал. Там было вдвое больше, чем просила пани Боцюркив.

Я поблагодарил и хотел было уходить, как она сказала:

― Мне может понадобиться такой юноша, как ты. Как тебя зовут?

― Михаил, а вас?

― Стася, ― сказала она и протянула для пожатия руку. ― Пошли со мной, покажу что ты сможешь сделать для меня.

Эта просьба вызвала у меня подозрение, но я всё-таки пошёл. Она жила на первом этаже дома, на пороге которого я её встретил. Миновав небольшой коридор, мы зашли направо в комнату.

Комната имела аскетический, но опрятный, почти изысканный вид.

Левее стола находилась широкая софа, рядом с ней низенький столик, а на нём― пепельница, две рюмки и бутылка водки. Левее ― умывальник и полотенце. Возле стены ― большой шкаф.

Я не поверил своим глазам, когда она открыла шкаф. Его полки были забиты сигаретами и бутылками водки.

― Думаю, я тебе могу доверять. Я хочу, чтобы ты продавал для меня сигареты и водку. Я делала это сама, но сейчас у меня другие проблемы.

Я был ошарашенный, но принял её предложение. У меня было ощущение, что ей можно доверять.

Стася была проституткой. Она знала себе цену ― принимала «не больше одного клиента в день». Брала бутылку водки и двенадцать пачек сигарет за «обычную» работу. «Необычной» не занималась. Она гордилась «наилучшими клиентами» ― «чёрными» и немцами. «Чёрные» самые щедрые, говорила она. Деньги им легко даются ― от евреев и за конфискованные товары. Они любят расплачиваться сигаретами и водкой.

В тот же день я начал работать. Стася установила свою цену, а всё сверх неё было моим. Пани Боцюркив была чрезвычайно удивлена, когда я в тот день принёс вдвое больше денег и кроме того хлеб, масло и мясо.

На чёрном рынке я был как рыба в воде. Я продавал товар быстрее, чем Стася его зарабатывала.

Тем временим Богдан выздоровел и решил вернуться в школу. Мне такое даже в голову не приходило. Чего ещё ― сидеть пять часов, вытаращившись на доску. К тому же, в нашей школе немцы устроили госпиталь. Над ней развевались флаги Красного Креста. Единственная в городе школа находилась теперь в каком-то захламлённом здании, у чёрта на куличках.

Оккупационную власть интересовали только наши мускулы. Нашим историческим призванием, по их мнению, было работать, а при необходимости, и воевать за немцев. С конца февраля распространялись слухи, что после разгромного поражения под Сталинградом немцы думают о создании украинской дивизии для участия в боях против россиян.

Богдан считал, что хорошо иметь свою вооружённую дивизию. Если российско-немецкое противостояние зайдёт в тупик, мы могли бы выступить посредниками. Я думал не так. После интернирования Временного бандеровского правительства немцы распустили «Нахтигаль». Чтобы избежать ареста, большинство его членов взяли стрелковое оружие и ушли в леса. Сначала их единственной целью было выжить, а в конце прошлого лета, говорят, они начали объединяться в Украинскую Повстанческую Армию. На сегодняшний день УПА сравнительно небольшая, но чем больше немцы хотят вывезти молодёжи в лагеря принудительных работ, тем большими стают партизанские отряды.