Шамиль Ракипов - О чём грустят кипарисы

На высоком, головокружительном уровне проходили диспуты на исторические и философские темы. Суть споров я, конечно, не помню, но в ушах звенит от них до сих пор.

Там, в Далеке, мы впервые испытали приступы ностальгии.

Тоска по Родине… Фашистам это чувство неведомо, им всё равно, где жить, — в Тироле или в Крыму, было бы вдоволь сосисок с капустой да пива, но для советских людей разлука с Родиной, даже временная, — суровое испытание. Ностальгия приглушает все другие чувства, щемит сердце, и лекарство от неё одно — воспоминания.

Закрываю глаза и вижу маленькую босоногую девочку в бледно-голубом с белым горошком платьице, идущую по песчаному берегу Усени. Эта девочка — я. Поднимаюсь на обрыв, подбегаю к старому дубу и, обняв тёплый бугристый ствол, шепчу «Здравствуй». Потом иду дальше. Глаза разбегаются: россыпи цветов, дикие яблони, черёмуха, рябина, ёлочки, а за рекой — луга, горох, овсы, рожь. Красное лето! Иду в деревню к бабушке, одна. Боюсь волков, но мама сказала, что они меня не тронут.

Навстречу выплывает празднично-весёлая берёзовая роща, сквозь белые стволы струится золотистое сияние. Откуда оно? Вскоре я разгадала эту загадку: с солнечной стороны к роще подступают сосны, их красные стволы, отражая солнечные лучи, рассеивают их. Очень красиво, я невольно замедляю шаг. Почему люди живут в городах, непонятно.

За рощей — небольшое круглое озеро. Значит, иду правильно, не заблудилась. Скоро первый привал. Съем ватрушку, запью топлёным молоком, отдохну и зашагаю дальше. На противоположном берегу озера полукругом выстроились вётлы-великанши. Их вершинам солнце посылает свои первые и последние лучи. Как и в прошлом, и в позапрошлом году вётлы о чём-то думают, грустят. Наверно, вспоминают своё далёкое детство.

Озеро оторочено зелёными ладошками кувшинок. На них — белые комочки цветов, свежие-свежие, словно только что поднятые со дна. На поверхности то тут, то там — трепетные круги — от родников: озеро улыбается, кажется живым.

Каким-то образом я оказалась в лодке, плыву па течению — куда? Усень впадает в реку Ик, а та — в Каму. Унесёт, думаю, меня в море. Испугалась — как далеко заплыла! Проснулась — мороз по коже…

Смотрю сквозь слёзы в окно и тихонько скулю: кара-а урма-а-н… кара-а урма-а-н…

Когда я узнаю, что кто-то добровольно покинул Родину, каждый раз поражаюсь. Оборвать все корни, все корешки, поселиться и жить в другой стране, где всё чужое — люди, язык, песни, предания, природа… Непостижимо! Для этих отщепенцев превыше всего — личное благополучие. В войну такие люди часто становились полицаями. Просчитались! Многие сейчас обивают пороги, просятся обратно. Ни за что бы не пустила. Туда — пожалуйста, скатертью дорожка, а обратно…

Они не одумались, а потерпели неудачу. Один затаившийся иуда, для которого нет ничего святого, хуже, чем сотни явных врагов. Человек, переметнувшийся в дни войны на сторону врага, — это предатель, не заслуживающий никакого снисхождения, а изменивший Родине в мирное время — просто блудный сыночек? Не согласна…

Наконец мы дождались команды:

— Боевые экипажи — на аэродром!..

Сидим в кабинах. Хмурый октябрьский вечер, небо затянуто тучами, до нижней кромки — меньше ста метров.

— Учебная тревога, — сказала Валя. — Сейчас начальство явится, из дивизии давно никого не было.

Она ошиблась — это была боевая тревога. Бершанская пригласила к себе командиров эскадрилий, самых опытных штурманов, и сказала:

— Ответственное задание. Необходимо нанести удар по укреплениям противника, — она указала объект на карте. — От действий полка зависит успех важной наступательной операции. Какие будут соображения?

Мнение девушек было единодушным: бомбить из-под нижней кромки облачности. Бершанская этот вариант отвергла:

— Погубим людей и самолёты. Воздушная волна будет слишком сильной, и от осколков своих бомб не уберечься. Думайте.

Положение казалось безвыходным. И всё же общими усилиями задача была решена, невозможное стало возможным, самолёты один за другим уносились в сторону фронта. Мы с Валей стартовали пятыми.

— Высота 60 метров, — доложила она. — Через пять минут — контрольный ориентир.

Видимость почти нулевая, сможет ли штурман разглядеть этот ориентир — реку Нарев, разделяющую наши и вражеские войска?

Разглядела.

— Пролетаем Нарев. Теперь всё зависит от тебя, старайся выдерживать скорость.

Набираю высоту, летим сквозь тучи, в сырой, непроглядной тьме. Высота — 600 метров. По расчёту времени цель точно под нами.

— Бросаю! — крикнула Валя.

Едва я развернулась, внизу застучали зенитки. Значит, бомбы попали куда надо.

— Давай снизимся, — предложила Валя.

— Зачем?

— Ну поглядим, как и что.

— Любопытный у меня штурман, я и не знала. Валя обиженно умолкла.

— Попали, можешь не сомневаться, — утешаю я её. — А лишний риск ни к чему.

Что цель поражена, я была уверена. Штурманы рассчитали время полёта до реки и до вражеского объекта чуть ли не до секунды.

На аэродроме мы узнали: некоторые экипажи всё же снижались над целью, чтобы убедиться, точно ли легли бомбы.

Так, вслепую, мы сбрасывали бомбы впервые. Мужские полки в эту ночь аэродромы не покидали.

В конце октября 1944 года командирам эскадрилий Марии Смирновой, Дине Никулиной и штурману Евдокии Пасько было присвоено звание Героя Советского Союза. Мы все радовались за наших героинь.

Мария Смирнова — мой бывший командир, я долго летала в составе её эскадрильи. Строгая, тактичная, очень трудолюбивая и бесстрашная девушка. К моменту присвоения высокого звания на её счету было более 800 боевых вылетов.

В дни отступления, летом 1942 года, при перелётах на новые аэродромы Смирнова в свой двухместный «По-2» брала дополнительно ещё двух девушек, техников или вооруженцев. Решиться на такое, само собой, могла только очень искусная лётчица.

Дина Никулина сделала 700 боевых вылетов, в составе её эскадрильи были лучшие асы полка: Ирина Себрова, Наташа Меклин, Рая Аронова, Надя Попова.

Во время боёв на Кубани Дина совершила настоящий подвиг. Её самолёт подбили над целью. Загорелось крыло, из пробитого бака вытекал бензин, она и штурман Лёля Радчикова были ранены осколками снарядов. Превозмогая боль, Дина начала маневрировать! сбила пламя и вывела самолёт из зоны обстрела.

— Ты жива? — спросила она штурмана, но ответа не услышала: Радчикова потеряла сознание.

Пары бензина проникали в кабину, при работающем моторе в любое мгновение мог произойти взрыв. Выключить мотор и совершить посадку нельзя: внизу немцы.

«Дотяну ли до своих?» — подумала Дина, чувствуя, что слабеет с каждой минутой.

Над линией фронта немцы обстреляли самолёт из автоматов, но девушка не обратила на это внимания. Приземлилась возле дороги, чтобы их быстрее обнаружили. Действительно, первая же проходившая мимо автомашина остановилась, девушек доставили в госпиталь.