Александр Каневский - Впереди разведка шла

Большим событием для нас стало учреждение нагрудного знака «Отличный разведчик». В газете «Красная звезда» была опубликована передовая статья «Настойчиво повышать разведывательную грамотность!», которую мы даже законспектировали в своих рабочих тетрадях. В ней, в частности, подчеркивалось: «Пренебрегать работой войсковой разведки, означает... обречь себя на глухоту и слепоту. Пренебрегать изучением противника, пренебрегать разведкой означает действовать наобум, упуская возможности для победы, рискуя поставить свои войска под удар. В то же время, чем лучше командир знает, с кем именно он дерется, — тем вернее он действует, тем больше его успех».

Занятия подошли к концу. Нам вручили погоны с одной звездочкой, соответствующие документы. Курсы я окончил с отличием. Теперь с нетерпением ждал возвращения в бригаду.

И вот, как говорится, дома. Но радость возвращения омрачилась неожиданным обстоятельством — в разведроте должности для меня не оказалось. Бойцы, с которыми ходил в разведку, попали в другие подразделения. Не встретил и бывшего матроса Захарова. Он снова попал в родную стихию — на море. Гриша был отличным разведчиком, но всегда с грустью говорил: «Не могу, командир, привыкнуть к тому, что ноги в пехоте, а голова на флоте».

Но долго предаваться унынию не пришлось: комбриг полковник Григорий Петрович Барладян в беседе пообещал, что при первой же возможности переведет в разведроту, а пока нужно принять взвод автоматчиков в батальоне капитана Субботина. Этот взвод является и нештатным взводом разведки.

— С Семеном Михайловичем вы обязательно сработаетесь,— сказал на прощание полковник Барладян.— Мужика этого война тоже с песочком перетерла. Храбр, справедлив, военное дело знает здорово. Сам из Удмуртии. Ну, желаю удачи...

Потом я многое узнал о нашем новом командире бригады. Полковник Барладян, молдаванин, семнадцатилетним юношей добровольно вступил в ряды РККА, служил в 45-й стрелковой Краснознаменной дивизии, которой командовал герой гражданской войны И. Э. Якир, а комиссаром был Я. Б. Гамарник. С кем только не пришлось воевать Барладяну! С деникинцами, петлюровцами, врангелевцами, бандитами небезызвестной Маруси... В 1924 году Григорий Петрович окончил Полтавское пехотное училище, затем служил в пограничных войсках Закавказья и Средней Азии.

С первых дней войны — он на самых горячих точках в должности командира полка. Оправившись от тяжелого ранения, попал под Сталинград. И вот теперь он — наш комбриг.

Григорий Петрович никогда не терял присутствия духа, знал и ценил рядового солдата, его возможности и способности, часто напоминал подчиненным: «Мой последний кусок хлеба — и твой кусок, моя последняя капля во фляжке — и твоя, твой последний патрон — и мой патрон»...

...Прибыв к месту назначения в мотострелковый батальон капитана Субботина, я принял взвод, который оказался весьма разношерстным по составу. В большинстве же своем люди попались покладистые, не роптали на трудности. Занимались мы по восемь-десять часов в сутки, и казалось, что под Ростовом у населенного пункта Чалтырь не осталось ни одной высотки, ни одной балки, которые бы не исходили, не исползали по-пластунски мои солдаты. Все отчетливо понимали — впереди серьезные, жестокие бои и их надо встретить во всеоружии.

Над Сталинградом еще не рассеялись горячие туманы и не застыла кровь на городских камнях, еще ржавчина не прихватила на волжских плесах вражеские каски, а для гитлеровцев уже близился новый, роковой этап поражения. Неприятель, однако, был еще силен и нахрапист.

Наше внимание было приковано к тонкой голубой ниточке на карте — Миусу.

Чудное название реки старожилы объясняли так: когда венценосная «матушка-императрица» разогнала Запорожскую Сечь (оттуда тянутся корни и моих предков), повалил казачий люд с Днепра в эти места. Вышел на крутой берег атаман чубатый и усатый, посмотрел на петляющую реку, крутнул свой длинный ус и молвил: «А ця рiчка, як мiй ус!». Подхватили казаки это «мiй ус», да так и нарекли реку — Миус. При взгляде на карту казалось, что ее можно спокойно перейти вброд или переехать без особых трудностей. Но так только казалось...

Враг мертвой хваткой вцепился в Донбасс — нашу «всесоюзную кочегарку». Около двух лет немцы укрепляли миусский рубеж, окрестив его «стальным валом», о который должна разбиться могучая волна нашего наступления. Вал этот тянулся по правому, высокому берегу речки и достигал берегов Азовского моря.

Советским войскам противостояли мощные линии обороны, связанные между собой бесконечными ходами сообщения, траншеи с глубокими «лисьими норами», выдвинутые вперед, цепи дотов и дзотов по всему фронту и в глубину, пулеметные гнезда и гнезда подвижной артиллерии. Минные поля прикрывали подступы к немецким позициям. За ними в шесть рядов стояли проволочные заграждения, в том числе петли, чтобы ловить атакующих за ноги. Дальше шли витые волны спиралей Бруно, многочисленные сигнальные провода, ямы-ловушки... Были здесь и «крабы» — кочуючие глухие доты, представлявшие собой металлические или железобетонные колпаки обтекаемой формы, снабженные особой аппаратурой для регулирования поступления воздуха; были переносные броневые щиты, которыми снабжались немецкие пехотные роты...

Все это дьявольское нагромождение войск и техники, врытой в землю, забетонированной, ввинченной в камень, называлось «Миус-фронтом» — «новой государственной границей рейха».

Для обороны «Миус-фронта» Гитлер создал специальную 6-ю «армию мстителей» — точную копию армии Паулюса, наголову разгромленной под Сталинградом и оплаканной в рейхе. Новая армия состояла из отборных частей, пользовалась особым вниманием фашистского командования, командовал ею генерал Карл Холлидт, известный особой жестокостью в исполнении приказов высшего начальства. В «армию мстителей» влились также бывшие солдаты и офицеры Паулюса, которые вследствие ранения или обморожения были эвакуированы в тыл прежде, чем замкнулось кольцо окружения. А для того, чтобы они не забывали о своем «священном предназначении», им вручали «сувениры части» — ордена и медали предшественников, не вернувшихся из-под Сталинграда. Фюрер лично распорядился.

Вот с этим «двойником» мы и готовились схватиться.

Конечно, обо всем, что сказано выше, мы тогда не знали, но всем нутром чувствовали — летняя страда будет довольно жаркой.

...Дни, заполненные боевой учебой, летели довольно быстро. Кажется, только вчера оседали под напором солнечных лучей ноздреватые сугробы на полях, струилась мягкая теплынь по долам и буеракам, налитым мутной вешней водой. А теперь навалилось лето — жаркое и сухое. Ковыль, сожженный зноем, стал совсем пепельным, только в балках и поймах зеленел тростник да кудрявились непролазные лозняки. Лишь ночью духота чуть спадала — темень была тепла и душиста,— в народе говорят: «До Ильина дня в сене мед». А утром снова — пот в три ручья, обмундирование хоть выкручивай.