Вальтер Флегель - Ничейной земли не бывает

Литош прослужил на целых полгода больше Ульриха и хорошо усвоил, что значит настроение, которое подчас зависит от незначительного пустяка. Дерево, растущее посреди казарменного двора, производит на солдата совсем иное впечатление, чем дерево в лесу, а свежая зеленая трава за казарменной стеной совсем не похожа на желтую вытоптанную травку где-нибудь на казарменном дворе.

Литошу нравилось наблюдать за ребятами и думать о них. Прежде, даже когда он работал на стройках Берлина, ему не приходилось встречаться с таким множеством не похожих друг на друга людей. А самое главное — он понял, что человек меняется в зависимости от своего окружения.

Тем временем большинство солдат покончили с ужином и принялись за чай. Литош оперся спиной о стенку укрытия и наблюдал за ребятами: один лез за спичками, другой — за зажигалкой, чтобы закурить после ужина. Полковник Шанц курил сигару, которая пахла особенно ароматно. На некоторое время в укрытии наступила необыкновенная тишина — все с наслаждением курили. Литошу нравились такие минуты затишья, когда все сидят в темноте в молча курят, думая о чем-то очень дорогом. И постепенно начинаются разговоры — негромкие, откровенные. В такие минуты обычно никто не спорит.

Ночи никогда не пугали Литоша, даже в детстве. Возможно, этим он обязан матери, женщине крепкой и энергичной. Но такой она бывала только днем, а когда наступал вечер и в комнате становилось темно, она укладывала его в постель, а сама, усевшись на краешек кровати, шепотом рассказывала ему сказки, тихонечко водя пальцем по шее или за ухом до тех нор, пока он не засыпал. Однако на подобные нежности мать была способна только в темноте.

Солдатам предстояло работать еще не менее двух часов. Тогда огневая позиция отделения будет в полном порядке. Но и на этом их работа не кончалась, поскольку надлежало выделить людей для оборудования ротного наблюдательного пункта. Солдаты молчали. Постепенно их начало клонить ко сну. И только один человек не дремал: это был Фихтнер, возившийся с пустым термосом.

Неожиданно у входа в укрытие, как раз напротив Литоша, появился какой-то солдат.

— Оружие! — выкрикнул он. — Пропали наши автоматы! Кто-то забрал их!..

— Да ты в своем уме?! — спросил кто-то из солдат и громко рассмеялся.

— Я отошел на минутку по нужде, а когда вернулся, то…

— Ты, наверное, ошибся направлением! — успокоил его Фихтнер. — Подожди, я тебе покажу, куда мы их сложили. — И Ульрих ловко вскарабкался на бруствер.

— Если это и на самом деле так, тогда для нас лично учения закончились… — печально проговорил кто-то.

— Не мели чепухи! — резко перебил его Айснер.

В этот момент вернулся Фихтнер, и Литош увидел, как он беспомощно развел руками.

— На огневой позиции остались только одни пулеметы! — выпалил он, глядя на солдат, выражения лиц которых нельзя было рассмотреть.

Солдаты словно в рот воды набрали. Куда исчезли автоматы, которые они оставили на бруствере, для всех было загадкой.

Возле входа в укрытие снова появился часовой. Часто дыша, как человек, который только что бежал, он сбивчиво проговорил:

— Нигде ничего нет. Я отошел всего-навсего на минуту, не больше… Правда, я заметил какую-то фигуру… Далеко он уйти не мог. Что же теперь делать?..

— Продолжать дрыхнуть! — бросил кто-то язвительно. — Дрыхнуть!

Однако никто не поддержал его. Шанц тоже молчал, как будто его здесь и не было.

— Кто это сделал, — тихо проговорил Литош, будто обращаясь к самому себе, — тот дрянной человек. Воровать оружие — это все равно что… поджигать дома или что-нибудь в этом роде.

Он медленно направился к выходу, но его задержал Айснер:

— Останься! Ты должен быть здесь!

Молчание одних, равнодушие других и растерянность третьих начинали злить Фихтнера. Он снова будто попаяв невидимые тиски. С тех пор как он находился здесь, в лесу, где пахло сырой землей, где над головой раскинулся купол звездного неба, а вдалеке проглядывал контур поросшего лесом холма, он чувствовал себя свободно, как дома. Огневая позиция вместе со щелью, ходом сообщения и бункерами казалась ему такой же надежной, как когда-то овчарня. Он стоял на бруствере окопа, и его хорошее настроение постепенно улетучивалось.

— Командир отделения, немедленно направьте кого-нибудь к командиру роты! Доложите ему о случившемся и сообщите, что я вместе с одним отделением на бронетранспортере через полчаса прибуду в штаб. Всем остальным продолжать работать, как будто ничего не случилось. Все! — распорядился полковник Шанц.

Люди молчали. Ефрейтор Айснер приказал Фихтнеру доложить об исчезновении автоматов с бруствера окопа командиру роты. Ульрих бросился выполнять приказание и бежал всю дорогу, делая большие прыжки. Бег несколько успокоил солдата, снял нервное напряжение. Прошло всего несколько минут, и Фихтнер услышал за своей спиной угрожающий рев бронетранспортера.

Бронетранспортер на приличной скорости двигался в направлении плотины, неподалеку от которой раскинулся палаточный лагерь. Сидя в машине, полковник Шанц ломал голову над тем, кто и с какой целью забрал автоматы с бруствера окопа. Вполне возможно, что это сделал один человек, но тогда у него должна быть машина, ведь иначе столько автоматов никак не унесешь. Из батальонного начальства на такой шаг никто, конечно, не мог пойти: это было не в их интересах, и уж тем более таким человеком вряд ли оказался бы подчиненный майора Пульмейера. Если бы на неохраняемые автоматы наткнулся кто-нибудь из офицеров другой части, он бы так не поступил, ибо любой офицер, унтер-офицер или солдат хорошо понимает, что стрелковое отделение, у которого украдено оружие, не сможет участвовать в предстоящем бою и, следовательно, только нанесет ущерб своей роте и даже батальону.

Полковник полагал, что найдет исчезнувшие автоматы в одной из офицерских палаток. Ему хотелось поскорее отдать автоматы солдатам, потому что он очень хорошо понимал, что они сейчас испытывают. Ребята столько времени работали на холоде и ветру, отрывая окоп! В укрытие они спустились по его приказу и вовсе не заслужили того, чтобы у них забрали оружие из-за одного разгильдяя. Они должны получить свое оружие обратно, в крайнем случае хотя бы за час до начала наступления, так как потом будет поздно. А солдат без оружия — это не солдат, даже если на нем военная форма, для предстоящего боя он человек потерянный.

Понимая, что необходимо спешить, полковник Шанц то и дело поторапливал водителя бронетранспортера. Ехали с открытым люком.

Полковник стоял, сняв с головы фуражку. Холодный встречный ветер бил ему в лицо, трепал волосы, высекая из глаз слезы. Когда бронетранспортер промчался по плотине и начал приближаться к лесу, ветер заметно утих. Шанц протер глаза.